Марина Крамер - Требуется влюбленное сердце

– Да хоть в баре посидим, время-то еще детское – не спать же ложиться, в самом деле!

В этом был резон – все равно не уснем, возбужденные перелетом и предстоящим отдыхом, так что бокал-другой вина не помешает.

То, что мы слегка перебрали, явственно обнаружилось утром, как раз к тому моменту, когда нас уже ждало такси до аэропорта. Я чувствовала себя совершенно разбитой, голова кружилась, а ноги отказывались держать тело вертикально. Хотелось лечь и уснуть, и ну ее, эту Чехию. Подруги мои выглядели ничуть не лучше. Но мы сумели собраться и погрузиться в машину, по дороге кляня себя за невоздержанность.

В самолете я задремала, а когда проснулась, мы были уже в Праге. Прямо в аэропорту нас встретил молодой мужчина, представившийся Алексеем, и сообщил, что будет сопровождать нас во время всей поездки. Девчонки удивились, а Алексей объяснил:

– Меня нанял супруг Дарьи Юрьевны, чтобы я показал вам все, что стоит увидеть в этом прекрасном городе.

Я удивилась: Витя ничего об этом не говорил, это оказалось очередным сюрпризом ко дню рождения.

Алексей помог нам разместиться в отеле и сразу повел на Вацлавскую площадь, попутно рассказывая, что где находится.

– Обратите внимание на то, как у памятника королю Вацлаву фотографируются туристы, – сказал Алексей, показав нам на группу китайцев с фотоаппаратами. – Они подходят к памятнику, делают снимки, потом обходят его, и – о чудо! – оказывается, что снимались они на фоне, пардон, конского зада, потому что памятник смотрит в другую сторону.

Переведя взгляд на монумент, мы поняли, что Алексей прав, и захохотали. Особенно смешно было наблюдать за теми же туристами, обошедшими памятник и обнаружившими несоответствие.

– Поверьте, я наблюдаю это постоянно, – с улыбкой заверил Алексей.

Он провожал нас в отель вечером и снова возвращался утром, мы шли завтракать в какое-нибудь кафе и отправлялись на прогулку, побывали везде, где только можно, попробовали всю местную еду и пиво и в последний день даже съездили в Карловы Вары. Алексей знал о Праге практически все, его рассказы были увлекательными, и мы совершенно не заметили пролетевших дней. Провожая нас в аэропорт, Алексей задержался возле меня чуть дольше, чем возле девчонок, и уже в самолете ехидная Соля заметила:

– Ты и экскурсовода с ума свела.

– Ой, прекрати, – отмахнулась я и тут же забыла об этом.

После возвращения ничего не изменилось. И только спустя полгода Витя вдруг стал приходить домой угрюмым, как-то подозрительно смотрел на меня, в подробностях расспрашивал о том, как прошел день, что я делала на работе, с кем встречалась. Несколько раз он неожиданно появлялся то в моем агентстве, то приезжал на фотосессии, которые я организовывала для своих подопечных. Вроде ничего особенного, но он уж как-то слишком пристально приглядывался к мужчинам, которые появлялись возле меня – будь то фотографы или отцы девочек, занимавшихся у меня. Мне казалось, что он все время проверяет меня, пытается контролировать, совсем как Олесю, и однажды я спросила у него об этом напрямую. Витя немного смутился и объяснил:

– Ты много времени проводишь на работе, мне стало не хватать внимания.

Это меня обидело – я старалась вернуться к тому времени, как он приезжал с работы, встретить его вкусным ужином, проверить уроки у Олеси, чтобы ему, уставшему за день, не приходилось этим заниматься, я проводила с ним все вечера – и вдруг такое…

Я старалась не обращать внимания, не реагировать и никак не могла понять причины. Предстоящая поездка в Бразилию, как мне казалось, должна расставить все по своим местам. И мы действительно прекрасно провели время там, отключившись от домашних проблем, а когда вернулись, все стало только хуже. Этот труп в маминой квартире, оказавшийся, ко всему прочему, тем самым гидом из Праги, окончательно расколол наш брак. Нашлись какие-то письма, которых я никогда не писала, но доказать это оказалось совершенно невозможно – мой почтовый ящик, даже стиль письма мой… Мне было неважно, что думают об этом окружающие, огорчало только то, что Витя, кажется, тоже в это поверил и даже не удивился. Это было хуже всего…

Абсурдность предъявленных Вите обвинений была мне очевидна, но ни ему, ни, тем более, мне никто не верил. Даже Соля как-то неопределенно говорила об этом, словно намекая, что всякое могло быть. У меня на сердце лежал такой камень, что в итоге я оказалась в отделении кардиологии, откуда с большим трудом смогла выбраться через неделю. Мне необходимо было быть как можно ближе к мужу, дело которого уже закрыли и передали в суд. Это казалось таким нелепым, ужасным… Мой Витя – убийца? Нет, такого просто не могло быть. Самое странное заключалось в том, что он отказался как признать вину, так и доказывать собственную невиновность. Он выглядел так, словно сдался под давлением обстоятельств, не смог выдержать нагрузки. И в этом я тоже чувствовала себя виноватой.

Витя же на последнем перед судебным заседанием свидании вдруг сказал:

– Я никогда не мог подумать, что ты поступишь со мной таким образом.

Я даже задохнулась от несправедливого обвинения, хотела возразить, но он не позволил:

– Не унижай себя еще большим враньем, Даша. Я видел твои письма.

– Я не писала их!

– Я уже не хочу выяснять, так ли это, – равнодушно сказал Витя. – Об одном прошу: Олеську не бросай.

– Ты с ума сошел! – завопила я. – Я никогда не брошу ни ее, ни тебя! Вы моя семья!

– Все, Даша, хватит. Надеюсь, я оставил тебе достаточно денег, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась.

Больше он ничего не сказал, сидел молча и, казалось, даже не слышал, как я пытаюсь до него докричаться, объясняя, что сама не понимаю, откуда взялись письма. Так же молча он поднялся и ушел с конвоиром, а я всю ночь ворочалась в постели, с замиранием сердца думая о завтрашнем заседании.

Последним ударом стал приговор и то, как повел себя Витя после его оглашения. Он даже не взглянул на меня, подставил руки под наручники и ушел – прямой, гордый, не смирившийся и не простивший. Но и бороться дальше отказался, как отказался и подать кассационную жалобу.

Мама, растерянная, постаревшая, пыталась уговорить меня поехать к ней, но я отказалась и только попросила побыть с Олесей какое-то время. Мне нужно было прийти в себя, уложить все мысли по полочкам и подумать, как жить дальше и что делать. Я не собиралась оставлять Витю в тюрьме, он не должен расплачиваться за то, чего не совершал, и я обязана ему помочь.

Соля, не приехавшая на суд из-за какой-то внезапной проверки в банке, явилась ко мне домой вечером, привезла вино и две коробки пиццы и в ответ на мой вопросительный взгляд сказала:

– Что теперь – голодной сидеть будешь? Я не отмечать тут собралась, нечего отмечать. Но и хоронить себя тоже незачем.