Лариса Соболева - Последнее дело молодого киллера [= Лицензия для Робин Гуда]

– Ада Васильевна, у меня к вам просьба деликатного характера.

– Желание клиента – закон, – улыбнулась хозяйка ресторана.

– Сходите в женский сортир… пардон, в туалет. Там застряли две наши девочки. Не поторопите ли вы их?

– А как я узнаю, что это ваши девочки, а не чужие?

– Так одна из них Марьяна Фисун…

– Марьяна? – приподняла брови Ада. – Она только что вышла подышать свежим воздухом. Ей стало плохо…

Заподозрив подвох, Калюжник сорвался с места, опрокинув стул, и помчался на улицу. Пометавшись во все стороны, он не увидел ни Марьяны, которая не волновала его, ни Людмилы. Но Калюжнику было мало, он ворвался в женский туалет, и там немолодая женщина, мывшая руки, бурно отреагировала на наглость:

– Это что за номера? Мужской туалет рядом!

– Да пошла ты! – гаркнул Калюжник, открывая кабинки.

Одна была заперта изнутри. Тогда он, схватившись за дверцу, подпрыгнул и заглянул внутрь. Находившаяся там женщина взвизгнула, что-то начала кричать, но Калюжник сплюнул прямо на пол, выругался и вернулся в зал. Плюхнувшись на стул, он выпил сразу две рюмки коньяку. По упитанной роже, покрасневшей от злости, Клочко заподозрил: что-то не то. Спросил Витяню:

– Ну, и как там?

– Их нет.

– На улице смотрел?

– Клок, ты не понял? Они слиняли.

– Не понимаю… Чего это они? Не предупредив?

– Где ты откопал Марьяну? – положил локти на стол Калюжник и подался корпусом к Клочко, которому предстояло услышать нечто очень интересное, а Витяне не хотелось пропустить его реакцию.

– Марьяна – жена Фисуна, его месяц назад… – И Клок выставил указательный палец, что означало «застрелили».

– Слыхал, слыхал, – покивал Калюжник. – Кто его? Наши?

– Мне об этом ничего не известно.

– Я думал, ты все знаешь. Там же моего пацана мочканули в тот же вечер, – задумчиво произнес Калюжник. – А он приходил Летову и ее щенка убрать. У меня была мысль, что Яцкова твои же качки и пришили.

– Чего?! – поразился Клок. – Много думаешь.

– То мало, то много… Тебя не поймешь.

– Фисуна не мои люди завалили, – прорычал Клок.

– Знаю, почерк не наш. Так… А подружка Марьяны? Откуда она?

– Это ее сестра, приехала сегодня…

– Клок, она вовсе не сестра твоей телки. Это Летова.

Вот она – реакция. Черты лица Клочко заострились на глазах, и без того тонкие губы слились в одну линию – не разберешь, где верхняя, а где нижняя.

– Почему ты мне сразу не сказал? – процедил Клок сквозь сжатые зубы.

– А что говорить, когда ты с ней за одним столом сидишь? – наслаждался про себя Калюжник. – Раз сидишь, значит, знаешь, с кем.

– Как же ты… Надо было ее…

– Брось. Что бы ты с ней сделал при всех? Я собирался после ужина ее взять. Но телки, видно, что-то почуяли.

– Какого черта не сказал? – повысил голос Клок, набирая на мобильнике номер. – Чем ты думал?

– А у меня мозгов нет, чтобы думать, – огрызнулся Калюжник.

– Марьяна? – заворковал Клок. – Марьяна, а мы тут заждались… Куда вы делись?

Выслушав ответ, Клок беззвучно выругался.

– Что она сказала? – ехидно полюбопытствовал Калюжник.

– Ей сообщили, что умер папа. Она едет на вокзал, вернется через неделю.

– Когда папа склеивает ласты, уходя из кабака, предупреждают об этом. Ладно, дай ее адрес. Я эту суку выкручу, как тряпку, но Летову возьму.

– И пацана не забудь, – напомнил Клок, черканув на салфетке адрес.

– Зачем ты ему сказала, что у тебя отец умер? Такими вещами не шутят, – напустилась на Марьяну Люда, выходя из такси.

– Тот, кого нет, умереть не может, – расплачиваясь с таксистом, хихикнула та. Быстро она от одного состояния переходит в другое… – У меня папы отродясь не было, зато теперь нас не станут искать дома. Все, заляжем на дно, окна зашторим, чтобы свет не просачивался, и никому…

Она с трудом открыла новый замок, в гостиной упала на диван и задумалась.

– Думаешь отсидеться? – не давала ей покоя Люда. – И сколько ты предполагаешь сидеть взаперти? Год, два?

– С ума сошла? Через год мне стукнет тридцать, замуж никто не возьмет.

– О чем ты думаешь? – разбушевалась Люда. – Ее жизни угрожает опасность, а она замуж собирается.

– А как мне жить, как? До наследства пять месяцев. А до этого что мне делать? На панель идти?

– Выживи сначала, – отрубила Люда. Походила в задумчивости по гостиной, и вдруг ее осенило. – Слушай, позвони следователю. Скажи, мол, видела убийцу этого… как его…

– Елецкого, – подскочила Марьяна. – Точно. А то он грозился, если убегу, в розыск подать. Ой, я совсем забыла об этом. Дай-ка сумку…

Марьяна достала телефон.

Ольга, слегка прикрывшись простыней, медленно натягивала чулок. Георг лежал и думал, что в спонтанности есть своя прелесть – открываются новые грани в том, что хорошо знаешь. Он думал, что знает Ольгу так же, как себя. Их схожесть его пугала. Скорее всего, поэтому Георг и предпочел расстаться, а причины, которые его находчивый ум предоставил, попросту привязал к собственной непорядочности. Именно потому он всячески избегал ее, как нашкодивший мальчишка. И вдруг, стоило появиться ей, возникло спонтанное влечение, закончилось страстью, какой давно не было. Но, что интересно, и Ольга была новой. Или он забыл ее? Повернув голову, Георг заметил, что она одевается. Приподнялся на локте.

– Хочешь уйти?

– Конечно.

Он сел, притянул ее:

– Оля, останься.

– Я могу задержаться, но на ночь остаться не могу.

– Раньше оставалась.

– Это было раньше. Сейчас я думаю о тех, кто рядом со мной.

Опять слова. Она хочет, чтобы он умолял ее, просил прощения и тому подобное. Все вернулось на круги своя, значит, так тому и быть, остальное – лишнее. Шаг к сближению сделала она, когда пришла в его квартиру, и, между прочим, он сопротивлялся, как мог. И теперь она хочет уйти?

– На час останься, – приказным тоном произнес Георг, а чтобы Ольга не вздумала перечить, рывком уложил ее на кровать.

И тут раздался звонок. Георг оторвался от губ Ольги, раздумывал – продолжить или взять трубку? Раньше Ольга закинула бы трубку подальше, но сейчас сказала:

– Телефон звонит, возьми, вдруг срочное дело.

– Дело, дело… – пробормотал он с неудовольствием.

Телефон позвонил и перестал. Георг улыбнулся, честно говоря, обрадовавшись возможности продолжить более желанное дело. Телефон зазвонил снова.

– Возьми трубку, – настоятельно посоветовала Ольга. – По пустякам в такой час звонить не будут, особенно зная твою свирепость.

– Я свирепый? – пробурчал Георг, заворачиваясь в плед. – Несправедливые слова. Ты всегда была ко мне несправедлива…

– Я одна говорила тебе правду, – возразила она.

– Алло! Я слушаю, говорите.