Евгения Михайлова - Верность как спасение [сборник]

— Что-то такое помню… Приставали ко мне насчет детей, что ли? Это Мария жаловалась?

— Нет, не она. Мы сами ищем таких, как вы. Как ищем — наши проблемы. Короче, Константин, пока полиция не в курсе, я даже службу опеки не поставила в известность. Дело именно в судьбе детей. Сейчас мы разберемся, насколько серьезно то, что произошло, а затем должны очень взвешенно все решить. Конечно, если состояние Марии очень тяжелое, — тут ничего не поделаешь. Что будет дальше — сами понимаете.

— Сиди тут, — сказал Константину суровый мужчина. — Желательно не дыши. Мы пойдем к твоей жене.

Илья встал, кивнул Стасу и пропустил вперед Тоню. Они открыли дверь в спальню, Тоня зажгла свет. Женщина на кровати лежала совершенно неподвижно. Это не было похоже на сон. Казалось, она даже не дышала.

— Ох ты! — вырвалось у Ильи.

— Спокойно, — проговорила Тоня. — Она жива. Это просто хитрое, безопасное лекарство. Немного угнетает дыхание, дает такой цвет лица. Но Мария спит. Сейчас проснется. Просто от ватки с нашатырем.

Стас по-деловому зажег все настольные лампы и бра, приготовился снимать. Тоня прижала к носу Марии ватку, та зашевелилась, шевельнула ресницами, стала розоветь. Тоня подняла одеяло. Люди на мгновение утратили дар речи. Таким невероятным было это зрелище. Редкой прелести женское тело в узоре из старых и свежих кровоподтеков, синяков и шрамов. Так они и стояли под щелканье кадров в фотоаппарате Стаса.

— Как ты? — склонилась над Марией Тоня.

— Нормально, — шепнула Мария. — Я боюсь. Где дети? Где он?

— Все на месте пока. Тебе нужна помощь врачей?

— Нет, конечно. Я просто спала.

— Встать сможешь?

— Попробую. Ноги слабые. Пусть мужчины выйдут.

— Да, конечно. Фотограф снимал на всякий случай. Для суда, например… Илья, объясни Константину наши требования. Я помогу Маше. И сейчас приедут наши девушки из оздоровительного детского центра. Места для Васи и Паши готовы, девочки отвезут их в лагерь на две недели. Ты, Маша, за это время придешь в себя, заберешь их сама.

— Тоня, ты мне сказала правду? — строго спросила Мария. — Костю точно не отвезут в тюрьму?

— Да, черт побери! — вдруг выругался Илья и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

— Конечно, — ответила Тоня. — Наш уговор в силе. У него есть дача матери, туда он и поедет.

Она принесла Марии стакан с крепким горячим чаем, помогла встать, довела до ванной. Вошла в гостиную и застыла на пороге. Константин лежал на полу, хрипел и плевался кровью, Илья промокал белой салфеткой разбитые костяшки кулаков. Он спокойно посмотрел на Тоню и сказал:

— Я подумал, что твоя идея, которую мы сначала забраковали, не так плоха. Да, надо дать возможность человеку испытать то, он готовил для других. Вдруг окажется, что получать так же приятно, как давать, не так ли, мой друг? — Илья повернул Константина на спину ногой. — Вставай. Теперь все придется делать самому.

В дверь уже позвонили. Стас впустил двух симпатичных, приветливых девушек, которые привезли игрушки и корзинку с разными вкусностями в дорогу. Тоня познакомила Марию с девочками, проводила до детской. Сама застыла в коридоре на несколько минут.

Это были самые тяжкие минуты в ее жизни, в этом она не сомневалась. Тоне не показалось, что в выдохе Ильи, в этом «ох ты!» при виде Марии, был не ужас, а восхищение. А потом, когда Стас делал снимки для возможного дела и видел только раны, которые нужно было снять четко и крупно, Илья смотрел на Марию, как на главное чудо Земли. И Константина он избивал, как личного врага, как за свою женщину. Судьба Тони, которая с таким трудом подчинилась ее желаниям и надеждам, — так коварно вывернулась, проявила дикий, неукротимый и жестокий нрав. Так много дала, чтобы вмиг отнять, уронить в самую черную нищету. Туда, где одиночество позорно, потому что ему стыдно смотреть в лицо. Тоня сжала ладони, еще согретые теплом рук Ильи, и поймала пустоту.

В гостиную она вернулась собранной, она все решила.

— Вы обо всем договорились? — спросила она у Ильи, как будто не было никакого мордобоя.

— Да, конечно. Константин едет на дачу, остается там до тех пор, пока я не скажу ему, что делать дальше. С его работой завтра все уладим. Стас проводит его до места. На всякий случай запишет там его монолог. Константин признается в своих ошибках и попросит развода, отметив, какой хорошей матерью для детей является Мария. Если захочет, сможет пожаловаться на нервы или серьезные проблемы с психикой. Пообещает исправиться.

— Хорошо, — кивнула Тоня. — А тебе, конечно, лучше остаться с Марией. Ты говорил, что знаешь хороших врачей, вдруг она согласится. Так и поступим. Я поеду домой прямо сейчас, на такси. Не думала, что все будет так тяжело и так хорошо закончится. Валюсь с ног. Посплю пару часов. А потом… Ты не представляешь, какое у меня событие сегодня. Ася сама попросилась приехать ко мне в гости. Говорит, что в первый раз за полгода выйдет из квартиры.

— О боже! Тоня, я все жду момента, когда смогу тебе сказать те слова, которых никогда и никому не говорил. Потому что нет таких людей, как ты. И слов этих я еще не нашел.

— У тебя будет такой момент, — улыбнулась Тоня. — Вот разведем все тучи руками и спокойно скажем друг другу хорошие слова.

Самым тяжелым, почти невероятным было заплакать. Слезы из запекшейся души к иссушенным глазам не шли. Тоня пила водку и валерьянку, стояла под холодным душем, лежала в ванне практически с кипятком. Пару раз вылетала на улицу и металась по темным дорожкам, умоляя рассвет, чтобы он никогда больше не заглядывал на землю. Она все знала.

Утром взвоет Константин, которого они лишили всего. Утром дети Марии проснутся в теплых кроватках оздоровительного центра и обрадуются приключению. Утром Мария рассмотрит, какой мужчина упал к ее ногам просто так, как подарок небес. Утром Илья, самый сильный и мудрый, самый великолепный из людей, с благодарностью вспомнит ее, Тоню. И это будет благодарность не за спасение дочери, а за свое мужское счастье, на которое он и не рассчитывал.

Тоня была для него другом, он присматривался к ней, чтобы создать правильный союз — по уму, а не по страсти. Но не бывает так у мужиков! Образ, который Тоня вымучивала из самых темных и опасных представлений о соблазне, явился в кровавом ореоле жертвы, прошлепал босыми ногами, взглянул измученными и томными глазами. И все перевернул в таких сложных душах и жизнях. А Тоне нужно к утру убить свой образ.

Она заплакала, горько и обильно, когда в квартире было уже совсем светло. Она стояла на коленях перед большой картонной коробкой, которая стала гробом для ее образа. Все великолепные фотографии, блестящие работы Стаса, иллюстрации побед Тони за последние месяцы покоились здесь. Тоня оплакала своих клонов, которые стали ее родней. Заклеила коробку скотчем со всех сторон и позвонила консьержу, попросила, чтобы вынес на самую дальнюю свалку.