Анна Данилова - Куклы на чердаке

…Не выдержав, она растолкала мужа.

— Костя, проснись, прошу тебя, поговорить надо…

— Да я и не сплю, — услышала она неожиданно. — Такая гроза… Того и гляди, дом рухнет…

Он повернулся к ней лицом, притянул жену к себе, обнял.

— Я хотела тебе сказать… — зашептала она, словно боясь разбудить кого-то невидимого. — Хотела сказать, что мы с тобой Наташу совсем не знали… Родили ее, воспитывали, жили с ней под одной крышей, а что мы о ней знаем?

— Ну… например, я знаю, что она была непокорным ребенком, своенравным… Что была трудным подростком, очень одиноким… Еще она не уверена в себе, считает, что дурнушка, хотя на самом деле она просто красавица… Еще никак не может определиться в жизни, чего она хочет… Ведь этот мотоцикл, что мы ей купили, не связал ее с компанией местных байкеров, нет… Она совсем другая девчонка. И мотоцикл ей всегда был нужен, просто как средство перемещения в пространстве, для свободы… Я так думаю, что она никогда не была свободна внутренне, и пыталась скомпенсировать это свободой внешней… Да только куда денешься от себя самой? Никакой мотоцикл, никакая скорость не спасет…

— Но почему она выросла не такая, как все? Почему ей никогда не хотелось замуж? Детей?

— Я так думаю, что эти мысли возникли бы у нее, если бы она полюбила кого-нибудь… Но разве мы могли предположить, что это чувство ее посетит настолько несвоевременно… Я хотел сказать, что она влюбится в какого-то там цыгана, по переписке… Да уж лучше бы влюбилась в мужчину постарше себя, пусть даже он жил бы в Африке… А так… Тони… Что мы знаем об том Тони?

— Она любила Тони… И, судя по тому, что здесь она жила долгое время одна, Тони либо нет в живых, либо они с ним расстались… И то, и другое — вполне реально, поскольку семейка у этого Тони была еще та…

— Вот я и спрашиваю, ну почему нашу девочку угораздило влюбиться в цыгана?

— Не думаю, что она знала, что это цыган. Просто познакомилась по интернету с парнем, он мало-мальски владел русским, обратил внимания на нее, нашел такие слова, быть может, какие никто и никогда не произносил ей… Словом, влюбил в себя, но я не исключаю того, что она влюбилась в него… Понимаешь, какое дело, Леночка? Дочь наша — натура романтичная, вскормленная на волшебных сказках, английских романах и балладах, на той литературе, которая прививает утонченным натурам тягу ко всему необычному, экзотическому… Такие, как Наташа, способны, не смотря на внешнюю кротость, к самым неординарным и решительным поступкам. Понятие благополучия, комфортности, финансовой состоятельности присущи были всем ее одноклассницам, подружкам… Возможно, мы этому виной… Но я уверен, что ни одна из них не побежала бы за таким, как Тони, в Болгарию, в неизвестность…

— Ты хочешь убедить меня в том, что мы с тобой воспитали авантюристку?

Лена встала и хотела включить свет, но он не зажегся.

— Тока нет, представляешь? Видимо, это от грозы, от дождя… Подожди, я где-то на столике видела подсвечник с красной свечой… И спички тут же… Господи, Костя, надо же, какая романтика — свечи, гроза, старинный домик, похожий на этнографический музей… Вот только меня это нисколько не радует…

Она встала, набросила на плечи кофту, зажгла свечу, и маленькая комнатка сразу же преобразилась, заиграла беспокойными оранжевыми бликами и таинственными длинными тенями…

— Знаешь, Костя, что я подумала? Мы — страшные эгоисты, и никогда не давали себе труда лучше узнать Наташу… Мы, хоть и имели ребенка, но жили как бы для себя… К сожалению, я поняла это только сейчас… Вот представь себе. Мы всегда вдвоем, вместе… А она была совсем одна. Особенно со мной ничем не делилась… А потом с ней случилось то, что случается со всеми девушками в ее возрасте… Она влюбилась. Я помню себя, когда я влюбилась в тебя… Для меня тогда никто другой не существовал. Да я голову потеряла… Вот как Наташа со своим Тони… А мы не поддержали ее, мы заранее были настроены против ее отношений с ним…

— А что, разве мы ошибались? — Константин в пижаме вышел из комнаты в кладовку, чтобы принести дров и подбросить в печку. И кричал уже оттуда: — Мы же с тобой чувствовали, что эта связь ни к чему хорошему не приведет…

— Да, но она-то этого не понимала…

— Она не хотела понимать…

— Все равно, ее можно понять… И вот теперь представь, что же с ней случилось…

Он принес охапку дров, выложил на пол, на железный лист, открыл дверцу печки, в которой розовели тлеющие угли, и положил туда два узких полена.

— С одной стороны — она любила Тони, с другой — она же попала в руки к преступникам… Мы вообще могли потерять ее… Если бы не Тони, она бы, возможно, сбежала уже давно, когда бы поняла, к примеру, что ошиблась, что не любит его… А так… Она продолжала жить в этой семье, постоянно подвергая опасности себя, свое здоровье, да что там — свою жизнь!

— Костя, ты помнишь, как она выглядела? Кожа, кости, волос на голове почти нет… Да от нашей Наташи вообще мало, что осталось… Нам бы взять ее в охапку — и домой.

— Да у нас, собственно говоря, и были такие планы… Но это я виноват… Я… намекнул ей, вероятно, одним своим видом, что мне жалко всех тех денег, что мы ей отправили…

— Но и тебя можно тоже понять, деньги-то немаленькие…

— Лена… Бог с ними с деньгами… Зато теперь у нас — ни денег, ни дочери. И она снова в странствии… оставила свое хозяйство, коз, кур, собаку…

— Ну, раз оставила и не продала, значит, вернется, я так думаю… Послушай, какое тепло идет от этой печки… В наших квартирах тоже, конечно, тепло, но это тепло особенное, жаркое, уютное… Я понимаю этих крестьян…

— Думаю, никто из них не отказался бы от центрального отопления, но оно им и не снилось… Да и вообще, эта деревня какая-то первобытная… люди здесь одеваются, как сто или двести лет тому назад… Думаю, здесь ничего не изменилось… Люди живут натуральным хозяйством, пасут овец, коз и коров, выращивают пшеницу и ячмень… Господи, ну угораздило же нашу дочь поселиться в этом Богом забытом селе!

Так, переговариваясь, они снова улеглись в постель, укрылись тяжелым, набитым овечьей шерстью одеялом, обнялись и, убаюканные теплом, потрескиванием поленьев в печке, шумом дождя за окном да собственными разговорами, уснули…

Мюнхен, октябрь 2008 г.

После экскурсии Соня вела себя, как настоящая истеричка. Даже машину вела рывками, обгоняла рискованно, можно сказать, по-хамски, подрезая добропорядочных немцев и ставя их в опасное положение. Словно куда-то спешила.

Впечатление от самой экскурсии тоже было неприятным, и все из-за Сони. Чувствовалось, что ей не до дворца, не до той красоты, которой можно было насладиться, воспользовавшись случаем. Получалось, что я словно навязалась ей, и что это я виновата в ее дурном расположении духа, в той гримасе брезгливости, которую она даже и не пыталась скрыть…