Микаэла Блэй - Люкке

– По-моему, все бессмысленно, – тихо сказала она.

По исходящему от него амбре она определила, что вчерашний вечер он провел вне дома. Должно быть, пошел куда-то после того, как высадил ее.

– Два вечера подряд? Не много ли? – сказала она осуждающе и сразу же пожалела, что получилось слишком резко.

– Да, надо пользоваться, пока у нас такой высокий рейтинг. – Он засмеялся. – Но сегодня чувствую, что все-таки немного устал.

Ей хотелось спросить, где он был, но она сдержалась. Она упустила его из виду больше года назад. Зачем ей теперь беспокоиться? Он этого не стоит.

– Да, знаю, – сказала она и помахала рукой, чтобы развеять пивные пары.

Две стороны одной медали. Некоторые в восторге от высокого рейтинга благодаря пропавшей девочке, а за стеной по ней горюет ее одинокая мама.

«Как хорошо, что Тильде только что взяла интервью не у моей мамы», – подумала Эллен. Она еще раз напомнила себе, почему организовала утреннее мероприятие.

Если бы она могла побежать в комнату отдыха и поговорить с мамой. Составить о ней представление. Получить кое-какие ответы. Но она должна сдерживаться. Это требование мамы и Уве. Ни один журналист, кроме Тильде, не имеет права с ней говорить.

Но никто не мог запретить Филипу болтать с ней в гримерке.

Зазвонил телефон, и Эллен вышла из аппаратной, чтобы ответить.

– Привет, мама.

– Ты на работе?

– Да.

– Может, заедешь сегодня домой? Сегодня День матери, и мы бы вместе поужинали у нас на Эрелу. Приедет твой брат с семьей.

Она совершенно об этом забыла. Эллен прикусила губу.

– Прости, мама, но сегодня не могу, мне надо работать.

В трубке наступила тишина.

– Понимаю, это важнее.

– Это маленькая девочка. Ей восемь лет, мама. Я должна…

Связь на секунду прервалась, но потом опять послышался голос Маргареты:

– Я знаю.

Они закончили разговор, и Эллен почувствовала страшную пустоту.

В сегодняшнем вечернем эфире ей надо сделать акцент на версию полиции – педофильский след. Иначе Джимми прочтет ей целую лекцию. И может быть, будет прав. Перед ее глазами возникло лицо Ларса.

Утром Детеканна и Эллен просмотрели дела вышедших на свободу сексуальных преступников. Но составить четкое представление было трудно. Уве, естественно, не хотел называть никаких имен, и ей показалось, что не стоит этим заниматься. Но в данном деле полиция сосредоточилась именно на педофилах.

Полиция утверждает, что делает все, что может. Они проверили все такси, заказанные в парк Роламбсховпаркен и из парка, а также в районе Королевского теннисного корта. Проверили все машины, неправильно припаркованные в этой части города, и обошли жильцов близлежащих домах по обоим адресам.

– Мы говорили с разносчиками газет, ночным патрулем, охранниками и сотрудниками метро. Мы проверяем камеры наблюдения там, где они есть, и насколько это возможно. Мы делаем все, что в наших силах, – заверил Уве.

Но этого недостаточно.

Она написала Детеканне электронное письмо. Ты можешь составить список старых случаев исчезновения детей за последние двадцать лет? Как бы тяжело и противно ей ни было, может быть, она что-то найдет.

Запищал телефон. Сообщение от Филипа.

Жди меня на грузовом причале через 30 минут!

Плач застрял в горле, как пробка в бутылке, – ни вытащить наверх, ни пропихнуть вниз. Впервые за очень долгое время она решила пойти в церковь на воскресную мессу.

Она устала и совершенно обессилела. Хотя было уже почти десять, она еще не оделась. На столе перед ней лежала сегодняшняя газета. Она ее даже не открыла. Фото Люкке на первой странице пугало ее, а заголовки кричали так громко, что хотелось закрыть уши.

Все было ужасно, но самое трагическое заключалось в том, что по-настоящему никому нет никакого дела. Кроме нее.

Среди черных букв о несчастье и мраке проглядывал бестактный анонс статьи о Дне матери с рекомендациями о том, как лучше всего поздравить мам. Она отложила газету и невольно вспомнила свою мать.

По мнению врачей, ее мать вся прогнила от пьянства. Такого человека не поздравляют с Днем матери, и таких мам много. Мона задумалась над тем, правда ли, что плохие люди гниют изнутри. Хорошо бы так и было.

Она отпила глоток уже остывшего чая. На стене тикали часы. Взявшись за спинку стула, она наконец сумела подняться с него. Ноги отяжелели, каждое движение давалось с трудом. Но она должна пойти в церковь и помолиться за маленькую Люкке.

Выйдя из подъезда, Мона раскрыла зонтик. За ночь погода не изменилась – лил сильный дождь. Она не могла припомнить, когда еще так лило, и от этого становилось еще тревожнее.

Спицы зонтика торчали во все стороны, и через маленькие дырочки капала вода.

Каждый шаг отдавался болью, но она не могла понять, что именно у нее болит. Похоже, все тело.

Ее маленький красный «Гольф» был припаркован на пригорке на улице Абрахамсбергсвеген, и она достала из кармана ключи.

Как обычно, она решила проехать мимо дома на улице Лександрсвеген в Ноккебю и остановилась на повороте у возвышенности рядом с красивыми виллами 20-х годов. Она вышла из машины, опять раскрыла зонтик и посмотрела вниз с холма. На этой улице вряд ли можно научить маленьких детей кататься на велосипеде, но Мону она устраивала идеально, поскольку отсюда можно заглянуть в сад.

Самые яркие воспоминания приходили к ней в летние месяцы. Летом ей было легче всего представить себе, что она увидела в тот июньский день, когда заглянула в сад сорок шесть лет назад. Она до сих пор помнила ту радость, которая охватила ее, когда она впервые увидела его . Он сидел в гамаке и читал газету. Он качался туда-сюда, и гамак поскрипывал под ним. Он был стильным. Самый очаровательный мужчина, которого она когда-либо видела.

Молодая женщина принесла лимонад маленькому мальчику, который сидел на веранде в плетеном кресле и болтал ногами. Под кроной яблоневого дерева стояла повозка.

Все было так красиво – настоящая идиллия. Именно такой она представляла в мечтах свою жизнь. Больше всего на свете ей хотелось перепрыгнуть через забор и обнять тех людей, стать частью их семьи, но она поступила так, как ей советовала женщина из социальной службы.

Держаться в тени. Там она и осталась. Есть раны, которые никогда не заживают. До сих пор она испытывала боль.

Было холодно, дул сильный ветер. Ей пришлось крепко держать зонтик. Цветущий яблоневый сад был по-прежнему красив. Она почувствовала слабый запах черемухи, хотя дождь смыл почти все весенние запахи. С каждым годом черемуха разрасталась и становилась все роскошнее.

Дом перевидал много разных семей. Фасад несколько раз перекрашивали, меняли шторы и садовую мебель, но ничто не могло заставить ее забыть.