Тим Кринг - Cдвиг

— Будь ты проклят, агент Керрей!

Мельхиор опустился на колени, стараясь держаться подальше от лужи мочи, и со злостью обнажил грудь детектива. От резкого движения на рубашке оторвались и разлетелись по сторонам еще три пуговицы. Сунув руку в карман, Мельхиор вытащил небольшой плоский футляр на «молнии». В нем было несколько шприцев, один из которых — с длинной иглой, пара пузырьков с эпинефрином и еще сигара «Ла Глориа Кубана», которую он собирался выкурить, когда Чандлер окажется на борту самолета Сонг. Келлер настоял, чтобы Мельхиор прихватил с собой эпинефрин, если тело Чандлера, даже наделенное столь необычными возможностями, не выдержит мощного воздействия транквилизатора. Мельхиор приготовил шприц и с размаху вонзил его в грудь БК с такой силой, что хрустнуло ребро. Тело БК забилось в диких судорогах, и иголка едва не сломалась. Это вполне могло бы оказаться coup de grace [46] Удар из сострадания (фр.) — последний, смертельный удар, которым из жалости добивают умирающего. , не успей Мельхиор ее вытащить и отскочить назад. БК, всхлипнув, закашлялся, и его вырвало.

Пока БК приходил в себя, Мельхиор усадил его на стул, закатал рукава и штанины и крепко стянул скотчем запястья и щиколотки. Он сделал это не потому, что пожалел дорогую одежду, а чтобы БК не попытался сгоряча освободиться. Наконец глаза БК постепенно стали проясняться, но тело по-прежнему его не слушалось. Голова упала на грудь, и только глаза следили за тем, как Мельхиор его связывает. Он хранил молчание и вел себя очень тихо, поэтому его вопрос прозвучал так неожиданно, что Мельхиор невольно вздрогнул.

— Зачем?

Мельхиор не ответил и обмотал лентой грудь и бедра детектива.

— Зачем ты меня спас?

Мельхиор отмотал от рулона большой кусок ленты.

— Сплюнь!

— Чт…

Мельхиор ударил его по щеке.

— Сплюнь!

БК выплюнул себе на колени смесь желчи, крови и слюны, и Мельхиор заклеил ему рот, дважды обмотав голову скотчем. И только после этого ответил.

— Сам не знаю, — сказал он и, отступив, оглядел связанного детектива, будто тот был наряженным манекеном, которого собирались выставить в витрине. — Назовем это совестью. Каждому человеку нужен кто-то, чтобы оставаться честным перед самим собой и не лгать хотя бы себе. Думаю, такой человек для меня — ты. На случай, если я когда-нибудь забуду, что мои действия незаконны и аморальны. На случай, если я начну их путать с добродетелью или предначертанием. Я обыкновенный бандит, Бо, и твое существование постоянно мне об этом напоминает. Timor mortis exultat me. Страх смерти возбуждает меня.

Он наклонился так близко, что БК ощущал тепло его лица.

— По моему разумению, — тихо произнес он, — ты оказался втянутым в это дело несправедливо. Начал как пешка в чужой игре без всяких шансов на успех. Черт, когда я впервые встретил тебя, то принял за абсолютного пустышку, но ты умудрился выжить и извлечь уроки. И посмотри на себя сейчас: ты меня едва не взял этим утром. Поэтому я дам тебе совет: в следующий раз, когда мы встретимся, сначала стреляй и только потом задавай вопросы. Потому что я сам поступлю с тобой именно так.

Он выждал паузу, разглядывая БК со смешанным чувством презрения и любопытства. Из-под парика у него катились капельки пота, а жаркое дыхание обжигало кожу детектива.

— После того, что случится сегодня, будут говорить, что мир изменился, — наконец прошептал он. — Но ты этому не верь. Общество раскололось уже очень давно, и изменить это не под силу ни тебе, ни мне, ни Чандлеру, ни даже Джеку Кеннеди. Тебе надо прочитать книгу, которую дал директор, или «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери, или «1984» Оруэлла, да того же «Маньчжурского кандидата», положившего начало проекту «Орфей». Научные фантасты всегда знали, что добро и зло вовсе не взаимоисключающие понятия, что уж говорить о капитализме и коммунизме. Что чем дольше длится борьба, тем больше воюющие стороны становятся похожими друг на друга. Однако то, что раньше было только вымыслом фантастов, с сегодняшнего дня превратится в реальность. И при этом правду станут выдавать за ложь, списывая все на «субъективность» и «недоверие к властям». Наступивший хаос подменит истинные причины, пока не появится кто-то или что-то, в чьих силах успокоить людей верой в то, что какие-то истины являются непреложными. Например, Бог, или Отчизна, а может быть — кто знает, — эгоизм как антипод самобичевания и самосовершенствования. Но как бы ни развивались события, обязательно найдутся те, кто на страхах людей урвет огромный куш. — Мельхиор чуть отступил назад. — Я двадцать лет в разведке и никогда этого не понимал, — сказал он, качая головой. — Однако после встречи с тобой, по глупости верящим всему, что говорит правительство, даже если подвергается за это преследованию, все встало на свои места. И чтобы показать свою признательность за полученный дар, я тоже хочу тебе кое-что подарить.

Он наклонился и с подчеркнутой интимностью крепко поцеловал БК в губы, прижавшись к ним так сильно, что детектив почувствовал это даже через два слоя скотча. Ему было не больно. И даже совсем не походило на поцелуй, но на него накатилась такая волна тошноты, что он с трудом удержался от рвоты.

Мельхиор выпрямился и улыбнулся, оглядывая БК, совсем как отец, гордящийся сыном, затем протянул руку, чтобы смахнуть у него с кончика носа повисшую каплю. БК и сам не знал, была ли она потом, слизью или даже слезой.

— Бо-Кристиан Керрей, — торжественно и в то же время искренне и даже заботливо произнес Мельхиор. — Это ты — пылающий мальчик. И ты — педик!

Но и это было еще не все. Он сунул руку в карман брюк БК и задержал ладонь у него на бедре. БК отвернулся и закрыл глаза — из носа со свистом вырывался воздух, раздувая пузыри сочившейся слизи.

Неожиданно рука исчезла, но глаза БК смог открыть не сразу. В тусклом свете Мельхиор разглядывал кольцо Наз.

— Вряд ли оно тебе еще понадобится, верно?

Перед тем как уйти, Мельхиор включил телевизор.

— Я знаю, что днем его смотрят только домохозяйки, — сказал он, идя к двери. — Но я советую тебе посмотреть. Сегодня там могут показывать нечто очень интересное.

Оставив Уэсли в машине, Каспар зашагал прямо на шестой этаж. Он прошел между покрытыми пылью коробками с книгами до углового окна и прислонил к стене завернутый в бумагу сверток. Коснувшись пола, тот издал металлический лязг. Каспар водрузил несколько коробок одна на другую, чтобы с улицы его не было видно, а три коробки уложил под окном так, чтобы на них можно было встать. Он не мог заставить себя выглянуть в окно, но видел, что ветер разогнал тучи, и теперь устроенное им гнездо из коробок заливает солнечный свет. День обещал быть чудесным. Наверняка к обеду в парке соберутся толпы людей, чтобы поприветствовать президента и первую леди.