Илья Деревянко - Слуги сатаны

— А-а-а-а-а-а-а-а! — внезапно донесся из глубины дома страшный человеческий вопль. Толпа разом вздрогнула, отшатнувшись назад. На пороге появился лейтенант, шатаясь, будто пьяный. В первый момент я его не узнал: он весь съежился, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, лицо сделалось белее мела, усы обвисли, в глазах горело безумие.

— Ирочка, доченька, вот и встретились наконец! — лепетал он дрожащими губами. В руках лейтенант держал стеклянный сосуд, внутри которого плавала в спирту белокурая головка пятилетней девочки.

— Это его дочка, что исчезла четыре года назад! — закричали наперебой люди. Лейтенант между тем сел на землю, прижав к груди банку и непрестанно повторяя:

— Ирочка, доченька!

Похоже, бедняга сошел с ума. Яростный рев разгневанной толпы потряс окрестности. Отталкивая друг друга, люди ломанулись в дом.

— Не ходи туда, — удержал я за рукав двинувшегося вслед за другими Николая. — Не надо!

Спустя полчаса все головы убитых детей были вынесены во двор. В лунном свете они представляли собой жуткое зрелище. Мужики возмущенно ругались, женщины плакали, некоторые, узнав своих детей, бились в истерике. Одна старушка скончалась на месте от разрыва сердца, намертво прижав к груди банку с останками любимой внучки. Только лейтенант не кричал, не плакал, не ругался, по-прежнему бормоча мертвым голосом: «Ирочка! Доченька!»

Послышался рев мотора, и из-за поворота выехала машина Андрея Гермогеновича. Очевидно, не обнаружив брата, колдун решил вернуться домой. Заметив разгневанную толпу, мерзавец сразу уяснил ситуацию и сделал попытку развернуться, что, впрочем, было не так-то просто на узкой деревенской улице. Выхватив у Николая ружье, я, тщательно прицелившись, выстрелил по колесам. Заряд крупнокалиберной картечи в клочья разодрал шины. Осев на передок, автомобиль плотно застрял в грязи. Деревенские моментально облепили его, вытащили наружу колдуна и принялись лупить чем попало с явным намерением забить насмерть.

— Прекратить! — прогремел голос лейтенанта. — Именем закона прекратить!

Не выпуская из рук голову дочери, он поднялся с земли, подошел к машине и, взяв за шиворот окровавленного Андрея Гермогеновича, рывком поставил на ноги. «Проклятый мусор! — мысленно выругался я. — Законник дебильный! Над заспиртованной дочкой уже погоревал, теперь начнет протокол составлять!» Но я был несправедлив к несчастному отцу, в чем сразу же убедился.

— Таких, как этот, не надо бить! — мрачно сказал он.

— Да-да, отвезите меня в прокуратуру! — обрадованно заверещал Андрей Гермогенович.

— Испокон веков их принято сжигать на кострах! — не слушая колдуна, закончил лейтенант. Некоторые из присутствующих не на шутку перепугались, но большинство выразили свое согласие одобрительными возгласами. Колдун дико закричал, пытаясь вырваться, но лейтенант, не меняя выражения лица, треснул его по затылку огромным кулаком. Андрей Гермогенович притих, уселся на землю, глаза сошлись у переносицы. Несколько мужиков бросились собирать дрова.

— Не здесь! — властно отрезал лейтенант, который, несмотря на помутившийся от горя разум, не утратил чувства здравого смысла. — Все за мной на пустырь!

Схватив колдуна за брючный ремень на спине, лейтенант легко поднял его и зашагал вперед, по-прежнему не выпуская из другой руки банку с головой дочери. Почуяв вожака, толпа послушно последовала за ним. Мы с Николаем тоже присоединились к процессии. Оглушенный Андрей Гермогенович не делал попыток сопротивляться. Руки, ноги, голова безвольно болтались в воздухе, будто у тряпичной куклы. Никто не разговаривал! Не издавал ни звука. Ночь. Луна. Молчаливые люди с горящими от гнева глазами, приговоренный к страшной казни колдун — все напоминало кадры из фильма о средневековье. Кое-кому это покажется варварством, дикостью, но хотелось бы знать, уважаемые господа гуманисты, как поступили бы вы, обнаружив голову своего ребенка в чьей-нибудь коллекции, полюбовавшись на изувеченное зверскими пытками тело тринадцатилетнего мальчика, насмотревшись вдоволь на дыбы, клещи, зубные сверла, иглы, щипцы для вырывания ногтей и прочие «игрушки», при помощи которых «развлекался» с вашими детьми «несчастненький» Андрей Гермогенович?! Если вы сами не сатанисты, то прекрасно поймете чувства этих людей, в мертвом молчании шедших в ту ночь творить справедливое возмездие!

Выйдя за околицу, процессия прошла еще несколько сот метров и остановилась. Мы оказались на заброшенном, поросшем бурьяном пустыре, в глубине которого виднелись остатки каких-то разрушенных сооружений.

Опомнившийся колдун, которого лейтенант небрежно швырнул на землю, неожиданно вскочил на ноги и бросился бежать, но кто-то подставил ногу, а мощный удар по голове вновь привел Андрея Гермогеновича в полубессознательное состояние.

— Поганое местечко! — прошептал Николай. — Видишь развалины? Когда-то это был кирпичный завод. Во время войны немцы казнили там пленных партизан, а когда пришли советские войска, НКВД расстреливало бывших полицаев, дезертиров и тех, кого подозревало в сочувствии фашистам. Земля на два метра вглубь кровью пропитана. Старики говорят, будто по ночам здесь бродят привидения, слышатся стоны, жалобные вопли! Бр-р-р, — он зябко поежился.

Тем временем кто-то сбегал за лопатами, а несколько мужчин принесли здоровенный столб. Трое принялись копать яму, двое — обтесывать бревно, придавая одному его концу заостренную форму. Остальные тащили со всех сторон ветки, доски, сухую траву. Молодая женщина с почерневшим от горя и ненависти лицом принесла канистру с бензином. Видя зловещие приготовления, колдун скулил, как побитый шакал, пытался целовать ноги близстоящих людей, но те брезгливо отстранялись. Наконец яма была готова. Столб вбили в нее острым концом, засыпали землей, утрамбовали. Вокруг навалили дрова, щедро спрыснув их бензином. Остатки вылили на одежду колдуна. Двое молодых парней подхватили Андрея Гермогеновича под руки и поволокли к месту казни. Колдун упирался ногами, злобно шипел, пытался кусаться, но, несмотря ни на что, спустя десять минут был крепко привязан к столбу.

Он напрягался изо всех сил, пытаясь освободиться, но веревки оказались крепкими. Поняв, что пришел конец, Андрей Гермогенович издал страшный крик, полный боли, ярости и нечеловеческой злобы. Толпа невольно отпрянула, лишь один лейтенант, не изменив выражения каменного лица, остался на месте.

— Тебя посадят, Сергеев, за самосуд! — прошипел перекошенный от страха и ненависти колдун. — Ты не имеешь права так поступать! Освободи меня, пока не поздно!

— Заткнись, мразь! — ответил ровным голосом лейтенант. — Что со мной будет дальше — тебя не касается!