Татьяна Рябинина - Дед мороз

- Д-да.

- Ключ у вас?

- Д-да. То есть нет. То есть…

- Пожалуйста, откройте дверь.

- Ключ. У меня нет. Он там. Внутри.

- Не надо так нервничать. Сходите за ним. Мы подождем.

Консьерж странным деревянным шагом двинулся к выходу из подворотни. Следователь кивнул оперу, и тот, осторожно ступая, пошел вслед. Когда они, один за другим, свернули за угол, с улицы донесся шум. Через пару минут опер втащил консьержа в наручниках обратно под арку.

- Сбежать хотел.

Мы вернулись в парадное. Карманы консьержа и его будку обыскали, следователь протянул оперу связку ключей:

- Осмотрите с понятыми черный ход. Наверняка шубку с бородой найдете. И валенки. А вы, Иванов, посмотрите в его телефоне набранные номера – может, найдете номер вашего начальника.

Номер Андреича среди набранных действительно нашелся. А обозначен шеф был довольно странно – «Крыса».

- Проверить надо будет, не из сидельцев ли господа, - усмехнулся следователь.

Вернулся опер – с шубой, бородой и валенками. Консьерж как-то очень уж театрально бухнулся на колени и завыл. Потом успокоился, поднялся и деловито начал рассказывать.

Пятнадцать лет назад у Андреича и консьержа Панина был общий бизнес. Полукриминальный, разумеется, в те годы другого и не существовало. Компаньонам везло, дела шли в гору. А потом Андреич решил, что «Боливар двоих не унесет», и сдал приятеля ментам. Да еще и женился на его девушке.

Панину дали десять лет. Андреич за это время перебрался из Москвы в Питер, обзавелся новым именем, новыми документами и налетом респектабельности. Но Панин его все равно нашел. Чтобы подобраться поближе, устроился консьержем в его дом, наблюдал, изучал обстановку. Время от времени звонил по телефону и требовал вернуть деньги, но Андреич бросал трубку.

- А если бы он вернул вам деньги, вы бы все равно убили его? – спросил следователь.

- Не знаю, - пожал плечами консьерж. – Может быть, и нет. Вообще-то остальных я точно не хотел убивать. Только его. Но посмотрел на Алену – стало обидно. А гости… Не знаю. Наверно, я плохо тогда соображал. Не понимал, что делаю.

- Подождите, - не выдержал я. – Он что, хочет сказать, что Истомин и его жена ходили мимо него по несколько раз за день, но так и не узнали его? Что за бред?

- Я сильно изменился за пятнадцать лет, - снова пожал плечами Панин. – К тому же… Разве кто-то обращает особое внимание на человека в будке? На монтера, дворника, почтальона? Об этом еще Эдгар По писал. Или Честертон? Не помню точно. Консьерж – это маска. Почти как Дед Мороз…

- Это же надо, так все хорошо продумать и погореть на валенках и обрывке бороды, - покачал головой следователь. – Так оно обычно и бывает. Не будь этого клочка, мы бы прессовали парня по полной программе, а на Деда Мороза и внимания не обратили бы.

Консьерж бросил на меня косой взгляд и обреченно махнул рукой…

Жизнь устроена так странно, что самые красивые цветы могут вырасти на мусорной куче. Или на кладбище. Да, произошла трагедия, но мы с Наташей остались живы. И меня не посадили за преступление, которое я не совершал. А ведь могли. Я не стал заместителем начальника – и нисколько об этом не желаю, потому что нашел другую работу, намного лучше. А самое главное, что с Наташей мы так и не помирились. Но всего через месяц я познакомился с самой лучшей девушкой на свете, которая скоро станет моей женой.

И, вроде бы, все хорошо. Только вот иногда я вдруг задумываюсь: а что, если рядом со мной ходят люди, которых я когда-то невольно или намеренно обидел. Может быть, они рядом со мной – а я не замечаю их. Потому что привык не обращать внимания на то, что, по моему мнению, не стоит внимания. А еще… Еще я понял, что начал бояться Дедов Морозов…