Мария Семёнова - Год Людоеда. Детская тема

У Вершка имелось ещё одно поручение от сходняка: надо было в партнёрстве с клоповцами отловить и предъявить авторитетам одного чёрта по кличке Людоед Питерский. Больно много из-за его обжорства появилось у братвы головняков: под видом разработки Людоеда менты за этот год столько хороших людей похватали, что ни в какие ворота… Вот и порешили: разобраться с маньяком своими силами. А чтобы самим не мараться, предложили это дело Скунсу — наибольшему известняку из цеха киллеров, а он, когда ему о проделках Людоеда доложили, напрочь отказался обсуждать размеры гонорара. Во каков Робин Гуд Ломанческий! Теперь оставалось лишь вычислить каннибала, и Лазарь, со своей стороны, поручил это трём своим лучшим бригадирам: Хомуту, Тесаку и Слизняку. И вот сегодня-завтра им уже подходил срок объявить через связного наёмнику необходимые данные маньяка.

— Видишь того глиномеса с шишкой на лбу? — Махлаткин указал пивной бутылкой на пожилого мужика, с озабоченно-деловым видом вышагивающего между торговых рядов Козьего рынка. — Это — дядя Витя Носорог, я тебе про него уже рассказывал: у него всегда можно пожрать и побалдеть. Правда, он тебя за это потом так отъелдачит… Хочешь, познакомлю?

— Да что я, контуженый? — Олег с тревогой и брезгливостью взглянул на Носорога. — А если он такая гнида, то чего никто его ещё не грохнул?

— Ты что, «грохнул»?! А случись тебе ночевать негде, а на улице — минус тридцать, ну куда ты, лапша, денешься? — Коля то ли сердито, то ли, как всегда, с замаскированным приколом уставился на Ревеня. — А он-то тебя всяко пустит, если поверит, что ты его потом не кинешь. Понимаешь, корень, ты — по-честному и он — по-честному. А почикает его какой-нибудь васёк, так кому от этого лучше-то станет? Тебе, что ли? Ну что, ты богаче будешь или у тебя такой же рог на лбу вскочит?

Махлаткин вроде бы всерьёз начинал заводиться, а Олег всё ещё не понимал, как с ним уже бывало в разговорах с Колькой — чего же тот всё-таки взаправду добивается, поэтому, чтобы действительно не поссориться, Ревень начал слезать с контейнера, на крыше которого они уже покончили с купленной Махлаткиным выпивкой и закуской.

— К нему пошёл? Смотри, меньше чем за двадцатку не подписывайся! — голос звучал с напускной злобой, но вдруг изменился и обмяк: — Ну что ты, обиделся? На обиженных воду возят! Давай на трамвайное кольцо ночью подгребай! Придёшь?

— Приду, — простительно ответил Олег и спрыгнул на землю.

В первый раз Коля жил у Носорога недели две. Тогда его подобрали на берегу Чёрной речки. Он почти ничего не понимал из-за того, что его несколько дней чем-то кололи и напихивали в гортань какие-то таблетки. Раньше ему рассказывали, что такое случается, когда неосторожно выбираешь клиента, но он вот надеялся, что с ним подобного не произойдёт. Значит, ошибался. Судя по услышанным историям, ему ещё повезло, некоторых, говорят, потом по весне вылавливали в бесчисленных питерских реках. А кто-то исчезал навсегда.

Мальчик помнил, как он в ту субботу приехал на Плешку, что на выходе из метро у «Гостинки». Там к нему подошёл мужик по кличке Кривой Мушкет, присвоенной из-за особенностей его детородного органа. Мушкет был безопасен. Он гладил и ласкал ребят и просил того же от малолеток. За это он давал двадцатку, а то и поболее.

Мальчишки не совсем понимали, почему этот взрослый человек не хочет снять для себя какую-нибудь длинноногую козу, которых сейчас до чёрта шныряет по городу, особенно здесь, по центру, причём если Мушкет балдеет от малолеток, так и этого добра здесь, прямо скажем, навалом. Впрочем, ребятня не очень озадачивалась проблемами своего клиента, покуда он платил им загодя обещанные деньги.

Колька согласился только на четвертной и, честно отработав деньги в подвале напротив «Гостинки», купил «Момент» и сигареты. Пошёл в парадняк на Думской, поднялся на чердак, покурил, «подышал» и, существенно оцепенев, собрался ещё раз смотаться на Плешку и кого-нибудь подцепить.

Махлаткин вышел из парадной и в нерешительности остановился на тротуаре. Он, кажется, хотел пересечь улицу, но после клея у него иногда наступал страх. Мальчику казалось, что он куда-то сейчас провалится или на него что-то наедет. При этом всё видимое оказывалось перетянутым какими-то нитками, а сам Коля ощущал себя еловой шишкой, из которой вот-вот посыплются семечки.

Махлаткин всё же осилил несколько метров до проезжей части и вдруг услышал скандальный вой тормозов. Да он ведь знал, что его способны здесь задавить. Водитель обматерил мальчика и поехал дальше.

Коля, покачиваясь словно в такт одному ему слышимой мелодии, перешёл Думскую, бесконечно долго, как ему казалось, брёл через людские джунгли, приблизился к «Гостинке» и вроде бы различил среди толпившихся около входа в метро Кривого Мушкета. А может быть, ему это только померещилось?

От группы отделился парень в сине-красной майке, похожий в своём наряде на банку пепси-колы. Он подошёл к Махлаткину, о чём-то заговорил с ним, куда-то его повёл. Мальчику показалось, что они вступили прямо в одну из колонн, на которые опиралась «Гостинка».

«Сейчас, наверное, начнётся игра», — догадался Коля и стал искать свой джойстик.

На экране нарисовались люди, очень густо и грубо обведённые чёрной краской. Их лица, оказалось, состояли из листвы и стали шелестеть от ветра, рьяно дувшего откуда-то снизу. Неожиданно всё поле монитора заполнили железные собаки и залязгали своими челюстями-капканами. Махлаткин был совершенно голый, и эти твари могли отхватить от него порядочный шмат мяса, а то и вовсе задрать до смерти. Но ему почему-то никак не становилось страшно.

«Может быть, это понарошку?» — мелькнуло у мальчика в голове, и он впал в забытьё.

Квартира Носорога находилась на последнем этаже огромного унылого дома недалеко от Московского вокзала. Парадная была во втором, тупиковом дворе. Когда-то это была лестница чёрного хода, а теперь часть дверей вела в отдельные, чудно спланированные жилища.

«Наверное, этот стеклорез здесь специально поселился, чтобы поближе к вокзалу — отсюда за ребятами недалеко ходить», — думал Коля о месторасположении квартиры дяди Вити.

Сам Носорог называл свою квартиру гостиницей для особых подростков. За двойными входными дверьми находилась прихожая, служившая кухней и ванной. Слева от входа было окно, стёкла в котором, как и в других помещениях, были зарешечены и покрыты особой плёнкой, делающей их непроницаемыми для внешнего мира, к тому же они ещё были занавешены голубыми шторами, с которых с загадочной доверчивостью улыбались розовые голозадые ребятишки.