Стивен Хантер - Честь снайпера

Гауптштурмфюрер Салид нервничал. Он не сомневался в том, что засада была успешной, но в то же время опасался, что бегство Белой Ведьмы обернется против него, хотя его вины в этом, несомненно, не было. Никто не мог с уверенностью сказать, что эта женщина находилась в колонне, поскольку в живых не осталось ни одного свидетеля. Увы, среди женских трупов не обнаружилось ни одного, который бы при жизни обладал необыкновенной красотой.

Доктор экономики сосредоточенно записал приведенные Салидом цифры в маленькую книжечку. Помолчав, он отвернулся от письменного стола и, откатив кресло на колесиках чуть вправо, взялся за стоящий на столике арифмометр. Склонившись к вычислительной машине, Гредель нажал нужные кнопки, затем повернул рычаг, и под аккомпанемент стука и звона из арифмометра поползла длинная полоска бумаги. Оторвав ее, Гредель внимательно изучил синие цифры. Данные, данные.

— Вы похожи на льва, который питается животными, отбившимися от стада, — наконец снова нарушил молчание Гредель. — До тех пор пока он не превысит некий определенный уровень воспроизводства, его атаки по большому счету бессмысленны, и стадо даже не обращает на него внимание. Уверен, на каком-то инстинктивном уровне каждая социальная единица, человек или животное, начинает бояться за вымирание своего вида. То есть страх возникает, когда больше не остается достаточного числа самок, чтобы каждый год обеспечивать определенное количество потомства; на этой стадии племя, стадо, стая, рой перестает существовать — умозрительно существовать. Таким образом, он больше не может оставаться сплоченным, отсюда анархия, распад, отказ от естественных инстинктов. Аномалия.

Салид послушно кивнул.

— Маленькая деревня, Ясиня, не имеет значения, — продолжал доктор Гредель. — Но остальные пять, особенно Яремча, очень важны, поскольку они достаточно большие, чтобы в них теоретически могли зреть тайные симпатии к бандитам. Вы следите за моей мыслью, гауптштурмфюрер Салид?

— Так точно, господин обергруппенфюрер. Но я только никак не могу взять в толк, довольны вы моей операцией или считаете, что я потерпел неудачу. Я должен знать, что мне сказать своим людям, а для этого я должен почувствовать, чем вы удовлетворены.

— Что значит «удовлетворен»? Кто может сказать, что приносит удовлетворение, а что нет? Как определить границу? Я этого не знаю. Я предпочитаю иметь дело с цифрами. Они точные и четкие.

— Так точно, — подтвердил капитан.

— Это чистой воды наука, математика. Вот в чем научный базис нашей философии расовой чистоты, и это нравственно, поскольку обосновано математически, то есть научно. Мы делаем то, что предписывают цифры. Вам все понятно?

Салид ничего не понимал, но подобострастно улыбался, пытаясь установить хоть какую-то человеческую связь с этим арифмометром, заключенным в тело жирного мужчины, сидящего напротив него в кабинете в здании ратуши, под яркими знаменами рейха.

— А теперь, — продолжал Гредель, — я хочу, чтобы вы вернулись к себе в казармы и хорошенько отдохнули.

— Господин обергруппенфюрер, наши казармы…

— Знаю, знаю. Но такое положение дел изменится. Вам и вашим людям нужно больше пространства, больше удобства как знака вашей значимости в деле осуществления нашей конечной цели. Вы переезжаете во дворец Андриевских.

Это был аристократический особняк, чья история насчитывала полдесятка столетий, огромный замок, обнесенный зубчатыми стенами и построенный для того, чтобы противостоять не вражеским армиям, а зависти, которая может быть разрушительнее любой армии. Когда-то там жил род польских князей, повелевавших всей Южной Украиной. После революции уцелевшие наследники, вероятно, жили в замке без гроша за душой, охраняя его былое величие, до тех пор, пока Сталин во время советской оккупации 1939–1941 годов не отправил их в лагеря, положив конец пятисотлетнему роду Андриевских. Однако русские владели замком совсем недолго и не успели уничтожить его величие, поэтому он по — прежнему оставался одной из главных достопримечательностей Станислава.

— Знаю, знаю, — продолжал доктор Гредель, — Андриевский дворец в настоящее время занят парашютистами, специальным подразделением в составе 2-й воздушно-десантной дивизии, которая сейчас находится в Нормандии. Когда-то оно называлось 21-м полком, но этого полка больше не существует. Тех, кто остался в живых, объединили в боевую группу фон Дреле. У них такие мундиры и каски, каких нет больше ни у кого. Ни в войсках СС, ни в вермахте. Разве что у люфтваффе. Заноза у меня в боку. Они в большой чести у этого проклятого фон Бинка. Сейчас эти ребята отправились на какое-то задание, но когда они вернутся, я прикажу фон Бинку переселить их на поле рядом с 14-й мотопехотной дивизией. На мой взгляд, им пойдет на пользу копать сортиры, ставить палатки и натягивать колючую проволоку. А тем временем полицейский батальон займет дворец князей Андриевских и насладится его комфортом. Бойцам нужно отдохнуть перед той работой, которая их ждет.

— Я очень рад это слышать, доктор Гредель.

Было в докторе Гределе что-то внушительное, и этого нельзя было отрицать. Макс Вебер называл это харизмой, некой аурой, которую ощущали все, кто имел с ним дело. Обусловлена она была безграничной верой Гределя, его уникальным талантом запоминать огромные объемы информации. Разговаривая с человеком, он словно приглашал его в круг избранных, которым было известно неизмеримо больше, чем всем остальным. Говорили, что когда Гредель в двадцатые преподавал в Мюнхенском университете экономику, молодой художник по фамилии Шикльгрубер [17] Вопреки распространенному заблуждению, Адольф Гитлер никогда не носил девичью фамилию своей бабки Марии Анны Шикльгрубер. Путаница возникла оттого, что под этой фамилией какое-то время, задолго до рождения будущего фюрера, жил его отец Алоиз, сменив ее затем на отцовскую, которую и унаследовал Адольф. слушал его лекции и уходил с них, испытав вдохновение. Впоследствии парень вознаградил своего учителя, предоставив ему могущественное место в правительстве и взяв с собой в новый крестовый поход.

— Завтра я даю ужин у себя в гостинице. В семь вечера, — сказал Гредель Салиду. — У вас есть парадный мундир?

— Разумеется.

— Значит, ровно в семь вечера, вымытый, побритый, в парадной форме. Вы познакомитесь с генералами и главами отделов, которые руководят тем, что осталось от Германской Украины. Произведите на них впечатление, и они дадут вам все, поставят во главе всего. Завтра вечером я представлю вас одному офицеру, и если вы его очаруете, эти три бронетранспортера передадут полицейскому батальону, и больше не надо будет ни ждать, ни просить, ни объяснять. Они просто станут вашими, с неограниченным запасом горючего и боеприпасов, и вы сможете распоряжаться ими, как вашей душе угодно.