Стивен Хантер - Честь снайпера

— Немцы считают себя такими умными, — согласился Учитель.

Чтобы напрасно не напрягать глаза, Мила оторвалась от оптического прицела; мышцы расслабились, пока что не следовало с силой прижиматься к винтовке, поскольку это только измучит ее, а чем больше она устанет, тем выше будет вероятность того, что случайная судорога запорет выстрел.

Мила закрыла глаза, собираясь с силами. После пристрелки она добрую тысячу раз нажала в пещере на спусковой крючок, выявляя все тонкости его хода. Могло быть и лучше, но вместе с тем могло быть и значительно хуже. Сначала упругое сопротивление, словно где-то внутри терлись друг о друга две стальные детали, затем плавное движение до предельной точки, потом небольшое усилие, выводящее спусковой рычаг из зацепления. Затем в какую-то микроскопическую долю секунды курок устремляется вперед, ударяет по бойку именно с той энергией, которая необходима, чтобы пробить капсюль, а это уже приведет к…

Мила знала, к чему это приведет.

Проблема заключалась в оптическом прицеле. Простой и надежный, он был достаточно грубым. Настройки были рассчитаны на дистанцию в тысячу метров, однако добиться этого оказалось непросто, и пришлось прибегнуть к помощи Учителя. Но теперь винтовка была пристреляна. Последняя проблема: роль перекрестия выполнял усеченный конус, торчащий снизу, который на таком большом расстоянии практически полностью закрывал крошечную цель. Нужно будет подвести вершину конуса под голову, затем медленно нажать на спусковой.

— Так, он остановился!

Мила прильнула к окуляру прицела. Вот он, Гредель, благодаря оптике приближенный на триста тридцать три метра, застывший на середине моста, в полном одиночестве, в трех шагах от него никого нет. Лицо его казалось непроницаемым, поза была расслабленной; казалось, окружение оставило его одного, чтобы он мог полностью отдаться своим мыслям. Если у него имелись какие-то мысли. Вид у него был такой, словно он ждал, когда все это закончится.

Сделав вдох, Мила наполовину выпустила его, дождалась промежутка между двумя сердцебиениями, а ее указательный палец тем временем подвел спусковой крючок к граничной точке, и она мысленно повторила заклинание снайпера, запечатленное в моторной памяти и в подсознании: «Нажимай на спусковой крючок ровно. Не рви резко, но и не затягивай. Полностью подчини себе винтовку. Будь сильной, уверенной. Не отводи взгляда от прицела, следи за целью».

Винтовка послушно выполнила все ее указания и сама собой выстрелила, удивив Милу.

Цифры, цифры, цифры.

Пуля весом одиннадцать целых тринадцать сотых грамма, свинцовый сердечник, заключенный в обтекаемую латунную оболочку, со скоростью около семисот двадцати метров в секунду вылетела из дула по параболической дуге, которая на высоте тысячи метров должна была опуститься на триста сантиметров. По этой причине прицел был настроен так, что на самом деле ствол оказался направленным в точку ровно в трехстах сантиметрах над головой цели. Через пятьсот метров скорость пули упала до четырехсот семидесяти трех метров в секунду, а ее кинетическая энергия — до четырех тысяч двухсот восьмидесяти килограмм-силы. Под действием силы тяжести и сопротивления воздуха, строгих повелителей, чьи требования нельзя игнорировать, она опустилась на семьдесят восемь сантиметров и продолжила выписывать в небе дугу, не отклоняясь ни влево, ни вправо. Ветер в этот ранний час (9:22 по московскому времени) не дул, а поскольку плавное нажатие на спусковой крючок не оказалось испорчено рывком или дрожью указательного пальца, дуло в момент выстрела не дернулось. Если бы пуля начала отклоняться от траектории, то благодаря нюансам своей конструкции и гармонии ствола, отправившего ее в полет, она через шестьсот метров вернулась бы на исходную траекторию и продолжила спуск по дуге. Пуля попала точно в цель. Когда это произошло, примерно через 2,2 секунды, проведенных в полете, ее скорость упала до двухсот восьмидесяти шести с половиной метров в секунду, а энергия — до тысячи восьмисот тридцати трех килограмм-сил. Она опустилась ровно на триста сантиметров. Тем не менее свинцовый сердечник в латунной оболочке сохранил убойную силу с избытком, тем более что как раз в этот момент обергруппенфюрер Гредель чуть повернул голову вправо, словно что-то привлекло его внимание. Быть может, он услышал шелест крыльев смерти.

Пуля попала в него приблизительно в пятнадцати сантиметрах ниже левого уха, то есть чуть ниже основания шеи, в районе ключицы, произведя звук, напомнивший всем, кто находился рядом, удар гвоздодером по говяжьей туше. Пуля вошла в тело под углом восемьдесят градусов, поскольку она опускалась по дуге, а не летела по прямой. Под воздействием ее кинетической энергии обергруппенфюрер дернулся, и его сшитый на заказ, но все равно сидящий мешком пиджак вздулся от возмущения воздуха, вызванного быстролетящей пулей, и в то же время облачком розового тумана брызнула превращенная в пыль кровь, смешанная с кожей и волокнами шерстяной ткани.

После того как пуля прошла сквозь кожу и подкожный слой, она потеряла скорость, но не радикально. Продолжив путь сквозь желеобразные ткани под гортанью, она перебила вестибулярную складку, блок голосовых связок, по пути полностью превратила в пыль щитовидную железу и перстневидный хрящ, и, слегка деформировавшись под сопротивлением тканей, препятствующих ее прямолинейному движению, немного отклонилась вбок. Далее пуля рассекла сонную и подключичную артерии в том самом месте, где проходит сочленение грудины и ключицы, прямо посредине лестничной мышцы. Теперь, уже сильно отклонившись в сторону, пуля принялась спотыкаться, словно пьяная, двигаясь вдоль линии, проходящей через левое легкое, сердце, аорту, правое легкое, диафрагму, печень и толстую кишку, оставляя за собой огромный рубец. Обессиленная, смятая, потерявшая во время длительного путешествия по телу часть своей латунной оболочки, пуля, наконец, остановилась в толстой кишке, превратив перед этим печень в паштет. Пулевое ранение в печень неизбежно оказывается смертельным, однако к тому времени, как этот орган превратился в фарш, было нанесено столько не совместимых с жизнью травм, что это уже не имело особого значения.

Обергруппенфюрер Гредель рухнул на землю не сразу. Поскольку его гидростатическое напряжение резко упало на несколько порядков, колени стали конечной точкой приложения энергии в размере тысячи восьмисот тридцати трех килограмм — сил, и тело качнулось на правую ногу. Какой-то внутренний гироскоп, не догадываясь о том, что окружающий его организм уже мертв, выполнил свои обязанности по удержанию равновесия и, когда тело начало заваливаться, передвинул вперед левую ногу. Как следствие Гредель выкрутился еще больше, повернувшись лицом к Салиду. Только теперь он начал заваливаться. Он ударился головой о перила, задержавшие его падение, и сполз на дощатый настил, вздрогнувший на тросах-растяжках.