Владимир Кашин - …И никаких версий. Готовится убийство

„И ты ее не закрыла?“

„Нет, — твердо ответила Варвара. — Не я ее открывала, не мне ее закрывать. Не моими руками послано это ему… А у нас теперь наконец будет человеческая жизнь. — Она прошептала: — Мы будем богаты, Слава, богаты, богаты… И счастливы! Никто тебя теперь не обидит…“

И я понял все.

Варя росла в послевоенной нищете, на своей Мышеловке. Всю жизнь она рвалась в более обеспеченное общество, но образование сумела получить только среднее. Этого ей было мало. Наконец стала бухгалтером, но цели своей все равно не достигла и считала, что не „вышла в люди“. Потом она вышла замуж за меня, молодого, перспективного, как она надеялась, ученого. Я, правда, тогда еще студентом был.

Но и здесь ее ждало разочарование. Я не смог избавить ее от серого прозябания, не смог создать ей легкую, красивую жизнь, о которой она мечтала с детства.

Я не дал ей закончить. „Как ты могла! — испуганно закричал. — Ты же убийца!“

Я вскочил с кровати, включил свет и стал лихорадочно искать одежду. Варя сидела на постели в нижней сорочке, обхватив голову голыми руками. Взгляд ее был устремлен не на меня, а куда-то в пространство, волосы были распущены, она не двигалась и походила на ведьму. Потом она опустила руки и совсем спокойно произнесла: „Не суетись… Все равно уже поздно. Он мертв… И это не я, а бог наказал его за воровство, за тебя…“

И тогда я бросился к телефону… Дальнейшее вам удалось пронюхать: как я звонил и что говорил… Но и это вам не помогло посадить меня в тюрьму, теперь вы знаете, я ни в чем не виноват, и любые попытки доказать мою вину никогда не привели бы к успеху…

Слушая мой разговор по телефону с диспетчером Киевгаза, Варя сказала:

„Не нужно поднимать шум. Он все равно уже мертв, и в убийстве обвинят тебя“.

Она приблизилась ко мне и попыталась, утешая, обнять. Но я оттолкнул ее. Мне показалось, что это тянутся ко мне костлявые руки скелета. Я проклинал ее. Она ответила: „Не ври, ты доволен. Я сделала это вместо тебя. Ты сам хотел этого, ты страстно завидовал Антону и ненавидел его. Я же знаю. Но ты не смог бы воспользоваться случаем, своим единственным шансом, у тебя не хватило бы решимости, ибо ты трус. Я понимала это и взяла все на себя“.

Тогда я ее ударил, впервые в жизни. Она опустилась на пол, обняла меня за колени и снова заплакала. Но я вырвался, набросил на себя халат и вышел в коридор, надеясь своими ключами открыть дверь Антона. Я утешал себя надеждой, что Антон еще жив, я закрою газ и вытащу беднягу на воздух…

Но ключи не подходили, а стучать я боялся, чтобы люди не услышали и потом не обвинили меня. Как бы я объяснил им, почему рвался ночью в квартиру Антона!..

В этот момент я услышал шаги на лестнице и бросился в свою дверь. И тогда, не имея возможности изменить ход событий, скрепя сердце я примирился со случившимся. Меня терзали противоречивые чувства: я и страдал за Антона, и радовался, что это сделал не я, и оправдывал себя тем, что хотел его спасти, хотя и не смог.

Я всю жизнь страдал от духовной дисгармонии, от разрыва между мечтой и действительностью, от смутного ощущения несправедливости по отношению ко мне со стороны судьбы и людей. И я часто приходил в отчаяние из-за того, что я никогда ничего не мог изменить.

И вот теперь я получил не только физическое, но и духовное освобождение. Меня нет, меня не стало. Я ушел от всего этого и растворился в вечности… Я стал сыном богини Луны, которая дает серебряное сияние, Мужскую и Женскую силу. Я буду бродить по миру, пока не найду ту точку на Земле, куда опускается прямой луч лунной богини и по которому к нам нисходят ее посланцы… Силой своего притяжения моя богиня из космических далей двигает на Земле воды морей и океанов… Ее сила безгранична и питает меня…

До сих пор в моей жизни были только смешные мелкие заботы и хлопоты. Теперь же, когда я сделал наконец великое открытие — нет, не какой-то там шлифовки! — когда узнал, что не солнце властвует над землей, а Луна, ибо недаром сказано, что живем мы в „подлунном мире“, я получил новую жизнь. Я верю, что когда все люди признают истинную мать и придут вместе со мной поклониться богине Луне, на мир опустится благоденствие и счастье…»

— Гм, — произнес Коваль, читая дальше приписку:

«Я не предаю свою жену, как вам, наверное, кажется при чтении моего письма. Поймите меня правильно. Я знаю, что это письмо не может служить доказательством преступления Варвары, и поэтому смело пишу правду. Вы никогда не докажете ее вину, не докажете, что она видела открытую горелку и не захотела закрыть газ, ибо это доказать невозможно… Вы были уверены, что я погубил Антона, что я сбежал от кары, потому что очень хочу жить. Это все не так. Я понял, что Нина для меня навеки потеряна, и не смог больше жить ни с Варей, ни в том доме, ни в вашем городе, я не смог больше жить среди вас!»

Письмо Павленко не подписал и даты не поставил.

— Ваше мнение, Дмитрий Иванович? — спросил генерал, когда Коваль дочитал письмо до конца. — Достаточно ли этого, — он кивнул на мятые листки, — для обвинения Варвары Павленко? У автора письма, боюсь, не совсем ладно с психикой.

— Очень все сложно, товарищ генерал, — ответил Коваль, медленно потирая затылок, словно у него разболелась голова. — Он и на допросе пытался изобразить себя невменяемым. А что касается Варвары Павленко… — Коваль на миг замялся. Он никак не мог собраться с мыслями. Где-то глубоко в его сознании, еще в дни активного розыска, рождалась догадка о причастности Варвары Алексеевны к трагической гибели Журавля. Такой догадке способствовало изучение образа жизни этой женщины, ее интересов, характера. Но почему же он не дал этой догадке созреть? Что ему помешало? Конечно, отсутствие фактов, которые могли бы привести к доказательствам. Он вспомнил, как настоятельно требовал фактов и только фактов следователь Спивак. Впрочем, факты нужны были и ему, но он должен был поверить своей интуиции и больше заинтересоваться Варварой Павленко. — Надо посоветоваться в прокуратуре, товарищ генерал. Да и я еще раз попробую найти доказательное подтверждение этому, — он положил листки на стол. — Письмо не подписано, но, сличив почерк с почерком замерзшего Павленко, легко убедиться, что писал именно он… Завтра я вызову его жену…

— Добро, — согласился генерал. — И посоветуйтесь в прокуратуре… А письмо присоедините к делу… Надеюсь, теперь у нас одним нераскрытым будет меньше…

День выдался по-весеннему теплым. Варвара Алексеевна пришла в милицию без пальто, в платье, на плечи была наброшена далеко не новая кофта со множеством затяжек.

На кофточке, словно свидетельство безмятежного состояния души, был приколот маленький голубой подснежник. Волосы ее были как всегда гладко зачесаны назад и перевязаны лентой.