Владимир Кашин - Чужое оружие. По ту сторону добра. Следы на воде

Лента воспоминаний оборвалась. Чепиков понемногу трезвел и, решив, что должен во что бы то ни стало найти жену, тяжело поднялся с дивана и вышел из дома.

После некоторого колебания прокурор дал санкцию на обыск у продавщицы сельмага Ганны Кульбачки. Поскольку начальник отдела борьбы с хищением социалистической собственности майор Кузнецов заболел, с оперативной группой поехал капитан Бреус.

Обыск у Кульбачки длился уже свыше двух часов, но ни крупных сумм, ни золота, ни других драгоценностей обнаружено не было. Подтвердилось только то, что Ганна торгует самогоном и разведенным спиртом: в подвале нашли несколько бутылей этого зелья да канистру спирта и спиртометр, с помощью которого она измеряла крепость разведенного спирта. Кроме того, нашли пять овечьих шкур — товар, который Ганна скупала в селах и время от времени отвозила в город на продажу.

Хотя обыск происходил без лишнего шума, весть о нем сразу облетела Вербивку, и не успели сотрудники отдела борьбы с хищением социалистической собственности закончить свою работу, как во дворе собрались люди. Больше всех здесь было женщин, которые смело давали советы и бросали в адрес Кульбачки въедливые реплики. И как ни старался милиционер выпроводить всех за ворота, некоторые все равно пробирались под самые окна.

— Доигралась Ганка, доторговалась!

— Отольются ей детские слезы…

— Тетрадь заветную ищут!

— Пьяницы обрадуются такой пропаже… Есть такие, что на целую корову в нее записались…

— Тетрадку у нее давно забрали, — подсказал кто-то, лучше осведомленный. — Теперь, верно, золото ищут.

Сидя посредине комнаты и наблюдая, как инспектор отдела изучает старые накладные, капитан Бреус заинтересовался ящичком, который вытащили из шкафа и в котором было много всякой мелочи.

Ганка скорбно сидела в углу и, казалось, не поднимала глаз; на самом же деле она настороженно следила за ходом обыска. А тут будто прикипела взглядом к капитану, который с удивлением доставал из ящичка жестянки из-под халвы, монисто, связки ключей.

— Чего только у вас тут нет, гражданка Кульбачка, — покачал головой Бреус.

— Все мое, — сухо сказала Ганка. — Богатство не земное копила, а сокровище небесное. Оно в сердце человека и вам не откроется.

— Уж кто-кто, а я вас немножко знаю! Псалмами не отговоритесь…

Они и впрямь знали друг друга и давно были словно два противоборствующих лагеря. Ганка помнила Бреуса еще молодым лейтенантом, участковым в Вербивке. Не раз они схватывались тогда, и Кульбачка хорошо изучила вспыльчивый характер этого, как она говорила, «турка», которого нельзя было умаслить ни дорогой водочкой, ни комплиментом, ни притворной покорностью. Много хлопот доставляла ему она со своими постоянными клиентами. Только ведь и Бреус их не жаловал.

Конечно, если бы с Кульбачкой случилась беда и кто-нибудь угрожал бы ее жизни или позарился на ее имущество, то он, Бреус, по служебному долгу, не жалея ни сил, ни здоровья и даже самой жизни, встал бы на защиту пострадавшей. Но поскольку, по его мнению, сама Кульбачка была сейчас источником повышенной опасности для общества, постоянным нарушителем закона или, во всяком случае, личностью, которая способствовала правонарушению, он считал ее своим противником и готов был решительно бороться с ней.

— Все откроется, — иронически продолжал капитан. — Думаю, что найдем здесь и земные неправедные богатства.

— Уже нашли, — горько проговорила Ганка, — забрали мою долговую тетрадь, теперь ищи-свищи ветра в поле. Но ведь деньги не мои — казенные. Людям добро делала! — вздохнула она. — Сказано: не делай добра — не принесешь себе зла. Один только спаситель за добро благо дает…

Во двор, где толпились люди, Ганка не смотрела. Возможно, даже не слышала реплик, которые бросали односельчане, словно ей уже все было безразличным. Сидела безвольная, будто покорившаяся, и, казалось, готова была помочь обыскивающим заглянуть в самые тайные уголочки своего дома.

Хатой, сараем и погребом под сенями милиционеры не ограничились. Потребовали, чтобы Кульбачка открыла также ларек, который прилепился к забору.

И здесь капитан Бреус увидел черные туфли в углу, почти под прилавком. Они почему-то заинтересовали его. Хозяйка ими, очевидно, не очень дорожила: засохшая глина прилепилась на носках, рантах и каблучках. Небрежно сброшенные, они так и валялись.

Внимательно оглядывая полки, тонкие дощатые стены, деревянный настил пола, капитан снова и снова наталкивался на эти черные туфли.

— Ваши? — вдруг спросил он Кульбачку.

— Мои. А чьи же? — невозмутимо ответила Ганка.

Бреус поднял туфли и начал рассматривать.

— Они же старые, подарок еще покойного мужа, — сказала Кульбачка. — Зачем вам это богатство? — не удержалась Ганка от иронии.

Бреус повертел в руках туфли, словно решая, чем же они могли его заинтересовать. Из своей практики знал, что ценности иногда прячут в выдолбленных каблуках. У этих туфель каблуки были широкие и плоские — такие любят в селах, где приходится ходить по грунтовым дорогам. Это только его Зоя модничает в высоких с острыми, как гвоздь, каблуками туфельках. Да и то лишь в райцентре, а когда приезжает к матери в Вербивку, то надевает такую же обувь.

Каблуки были целые. Бреус отколупнул ногтем комочки глины в том месте, где соединяется набойка с подошвой. Потом, словно взвешивая, немного подержал туфли на руке — один, второй. И вес не подтвердил подозрения.

С безразличным видом поставил туфли на прежнее место. И интуиция может подвести! То, что до сих пор не нашли у Кульбачки никаких ценностей, удивляло и вызывало повышенную бдительность: кто-кто, а капитан Бреус знал, что не ради блага хуторян эта жадная женщина днем и ночью толчется за прилавком.

И все-таки ни золота, ни денег у Ганки не обнаружили. Но и того, что нашли, было достаточно, чтобы задержать Кульбачку и провести дознание.

После составления протокола Бреус сказал:

— Собирайтесь, гражданка Кульбачка.

— Арестовываете? — вскинулась Ганка.

— Задерживаем, — уточнил капитан. — Поедете с нами.

Когда окна были взяты на засовы, Бреус Ганкиными ключами запер дом и опечатал дверь. Потом так же опечатал и ларек. Положив ключи в карман, он отпустил понятых, попрощался с участковым, а сам со старшиной и сержантом, помогавшими при обыске, и Ганкой Кульбачкой направился к машине.

Казалось, что к газику будет невозможно пройти — чуть не вся Вербивка столпилась возле дома Кульбачки. Но стоило ей в сопровождении милиционеров показаться в калитке, как разговоры утихли и толпа расступилась.

Ни возмущения, ни сочувствия. Примолкли женщины, чьих мужей она спаивала, чьи семьи разрушала. Молчали те, кто ненавидел Ганку и открыто говорил все, что о ней думал; притаились и те, кто всегда боялся Ганку за ее мстительность.