Анатолий Ромов - Соучастник

— А брат?

— Брат недавно только перебрался, полгода назад. Не знаю уж, что ему там совесть подсказала. Но пока остался. Вот они вдвоем и работают сейчас смотрителями. Лучше, чем они, конечно, никто эти места не знает:

— Это что, и есть «нужные люди»?

Рузаев сбросил скорость. Сказал, подумав:

— Нужные; не нужные, опора у милиции здесь должна быть» Они тоже всегда готовы помочь. Потом как-никак у них телефонная связь.

Река выпрямилась. Примерно через километр Косырев увидел возвышение, о котором ему говорил Рузаев. Далеко впереди, на правом пологом берегу, сосны и ели взбирались на большой и довольно крутой пригорок.. Сначала на этом пригорке можно было разглядеть только темно-зеленую поросль; когда же катер подошел ближе, поросль как будь то поредела, разошлась. Косырев вгляделся—за стволами мелькнуло что-то темное, похожее го ли на дом, то ли на забор. Рузаев почти совсем сбавил ход, выждав, развернул «Чайку» к берегу. За пригорком, дальше, вверх по реке открылась вырубка — плоская длинная отмель с неровно стоящими па ней деревянными срубами. Вокруг торчали пни, среди пней росли бурьян, хвощи и маленькие, не выше полуметра, елочки. Метрах в пятидесяти от пригорка Косырев разглядел небольшую песчаную насыпь. Сруб, стоящий на ней, возвышался над другими. Между ним и берегом стояли еще четыре строения, чуть в отдалении, образуя квадрат. Еще дальше, на самом краю, стояли два сруба рядом. Восьмой же, самый большой, притулился у пригорка. К нему тянулись провода.

— Это и есть Зеленый Стан,— сказал Рузаев.

— Что за провод? Электрический или телефонный?

— Телефонный. Когда здесь лесорубы живут, контора ставит телефон для своих. Сейчас дома пустуют. А наверху, на пригорке, видишь, за забором, дом Улановых. Выше, километрах в пяти, сторожка Колупана. А дом Даева рядом совсем, километра полтора примерно от Зеленого Стана.

Рузаев ловко переложил руль, огибая бакен.

Косырев вгляделся — впереди виднелось что-то вроде острова.

— Хотел бы я с тобой сейчас туда зайти. Посмотреть на Колупана, выяснить, что он собой представляет.

— Не стоит. Зачем лишний раз тревожить. Я и так жалею, что тогда слишком уж усердно его допрашивал.

Рузаев выключил мотор. Катер, пройдя несколько метров по инерции, ткнулся в берег около небольшого причала, сбитого из длинных осклизлых бревен; от долгого пребывания в воде они потемнели, понизу клубились бурые мохнатые водоросли. И тут же Косырев заметил глину — жирную, буровато-желтую. Глинистым был весь низкий срез берега. На берегу возле металлической тележки лежал довольно новый дюралевый катер с подвесным мотором. Для спуска и подъема катера был оборудован специальный скат. Они спрыгнули на берег; Рузаев надежно примотал трос к вбитому в бревно крюку.

Кругом было тихо; только у пригорка, в деревьях, попискивали птицы. Кажется, шум мотора их нисколько не испугал.

— Наверное, хозяева здесь, потому что собака нс лает.— Рузаев оглянулся. Сделал шаг вперед, остановился.— Ты осторожней, собака у них тут — зверь, вожак ездовой, но натаскана как сторожевая. Посторонних не признает. Сколько раз я здесь бывал, но она так ко мне и не привыкла. Порвет—не очухаешься. Пошли.

По узкой тропинке, выбитой в траве и кустарнике, они поднялись на пригорок, подошли к длинному низкому зеленому забору. В глубине участка, за деревьями виднелся стоящий к реке торцом одноэтажный дом с верандой, мезонином. Опорой дому служила кладка из силикатного кирпича, надстройка была деревянной. Как и забор, она была покрыта застарелой зеленой краской. Дом казался большим и просторным. Три высоких окна с резными некрашеными наличниками смотрели на речку.

— Есть кто-нибудь? — крикнул Рузаев.

Никто не ответил, и они вошли в калитку. Сразу за домом открылся длинный высокий сарай с уложенной вдоль всей стены аккуратной поленницей. За сараем стоял низкий некрашеный, с подслеповатым оконцем сруб. Баня, подумал Косырев. Дальше, в самом углу участка, ближе к лесу разместились три желтых улья. Он оглянулся — и вдруг увидел с пригорка реку. Все внизу — и катер на берегу, и причал, и даже темные срубы Зеленого Стека — казалось игрушечным.

Как-то неожиданно на крыльцо вышла девушка в узких выгоревших голубых брюках и такой же выгоревшей синей тенниске. Она была стройная и легкая, чуть выше мелкого Рузаева, и первое, что Косырев ощутил, было огорчение оттого, что девушка смотрит будто бы мимо него. Глаза у Наташи были то ли голубыми, то ли зелеными. Их взгляд сейчас скользнул по нему вежливо, но не больше; она тут же обернулась:

— Варяг, сидеть! Ну? Пошел в большую комнату! Варяг!

Рузаев кивнул:

— Наташа, это Валерий Андреевич Косырев, будет работать теперь здесь вместо меня.

Она наклонила голову. Косырев изобразил в ответ нечто вроде поклона. Рузаев посмотрел на него, будто спрашивая: что, поедем дальше? Или задержимся? Девушка настороженно улыбнулась:

— Заходите в дом, Геннадий Иванович? И вы... Валерий Андреевич? Правильно?

— Мы на минутку, познакомиться только,— сказал Рузаев.— Николай где? Не уехал?

— Нет, он участки обходит. Сейчас, наверное, подойдет. Да вы зайдите.

Девушка подвинулась, пропуская их в дом. Косырев прошел мимо, и, когда он проходил, ему показалось, что она опустила глаза. В доме все блестело; дощатые полы и в прихожей и в комнатах выскоблены добела. Как понял Косырев, комнат здесь было много — вслед за Наташей они прошли одну, вторую, третью. Дом, как ему показалось, почти ничем не отличался от городского. Он увидел большой шкаф с книгами, несколько картин на стенах, в каждой комнате стояла ваза с цветами. В четвертой комнате, большой, с высоким потолком, большим черным роялем, низкими креслами и телевизором Наташа остановилась. Из-под стола раздалось низкое, глухое ворчание. Там лежала собака, похожая на ездовую, но слишком уж крупная — бурой масти с темно-коричневыми подпалинами. Сейчас она тихо рычала, обнажив клыки и сильно приподнимая углы губ. Косырев встал у рояля. Прочел марку: «Эстония». Наверняка его купили еще родители. Значит, Наташа на нем и научилась играть.

Пес продолжал молча скалить крупные с желтизной зубы, но его сухие и плотные губы при этом уже не дергались. Да, подумал Косырев, с такой собакой лучше не связываться, Наташа открыла дальнюю дверь, пригнулась:

— Варяжка, прекрати. Ну? Ты же умная собака? Иди сюда.

Лохматое чудовище поднялось. Наташа подождала, пока пес уйдет в другую комнату, закрыла за ним дверь, вздохнула.

— Садитесь, вот кресла. Геннадий Иванович, я не спросила — вы есть хотите? Давайте пельменей?

— Наташе, какая еда. Уезжаю я отсюда, вечером рейс, теперь уже не увидимся.

— Жалко.