Ханс Шерфиг - Пропавший чиновник

— Здравствуй, Йенс! Что это за чудище ты поселил у себя? Столичная штучка?

— Да нет! Скорее какой–то американский фрукт. Только недавно вернулся из–за океана.

— А что он собой представляет?

— Толком я, сказать правду, и сам не знаю. Но деньги у него водятся. И не торгуется. Кошелек у него туго набит. Есть и американские деньги.

— А чего его занесло в наши края?

— Я и сам хорошенько не знаю. Странно, конечно, что он решил поселиться именно здесь. Хотя где–нибудь человеку надо же осесть. А в наших краях он бывал в детстве. Он говорит, что эти места ему знакомы.

— Во всяком случае, не на охоту же он к нам приехал?

— Да вряд ли. У него и ружья–то с собой нет. Да и вообще вещей не бог весть сколько. По его словам, багаж прибудет позже.

— Так уж ты смотри предупреди его: пусть не вздумает стрелять в местах, где я охочусь. Не то ему придется иметь дело со мной. А я‑то уж сумею проучить этого молодчика! Пусть только посмеет залезть на мой охотничий участок…

Хагехольм совершенно вышел из себя. Он стиснул кулаки, а лицо его еще больше побагровело.

— Я передам ему, — спокойно заметил Йенсен. — Но не думаю, чтобы он был охотник.

— Пусть только сунется! С такой публикой я не церемонюсь. Уж я ему покажу, где раки зимуют! Пусть только попробует стрелять на моей земле!

— Я передам ему.

— Чего он здесь не видел? Налетают сюда эти копенгагенцы, а наш брат терпи полгода дороговизну. Неужели нам даже зимой нет от них покоя? Одному богу известно, что у этакого на уме. Да знает ли он сам толком, чего хочет?

— Кто его ведает. Мне самому мало чего удалось у него выудить.

— Да, дела творятся… Люди с ума посходили. Слышал ты самую последнюю новость об Андерсе?

— Что? Об Андерсе с болота? Нет. А что такое?

— Да он, понимаешь, написал министру социального обеспечения.

— Быть не может! Вот дурень! Откуда ты знаешь?

— От почтальона. Он даже и письмо мне показал. На нем было ясно написано: «Министру социального обеспечения».

— Да? Ты все еще поддерживаешь старые связи с почтой? Хи–хи–хи!

— А ведь ничего путного из этого не выйдет. Подумать только: самому министру писать!

— Пусть пишет кому угодно. А от здешней общины ему не получить ни гроша пособия! Хватит нам неприятностей с ним.

— Вот кто действительно спятил!

— Уж не знаю, что с ним происходит! Но пока я сижу в общинном совете или в комитете, ему не на что рассчитывать. Можешь быть спокоен!

— О, ты у нас на этот счет мастак! Вот так же было, когда я состоял в кассе взаимопомощи. Тогда рыбаки потребовали, чтобы им тоже выдавали пособие по безработице. Как будто правильно, а? Но у меня этот номер не прошел.

— Знаю, знаю. Ты уж рассказывал об этом не раз.

— Я сказал: нет! Вот они и обжаловали мое решение в министерство. Оттуда мне прислали бумагу, в которой потребовали, чтобы я «мотивировал свой отказ»…

— Так, так. Ты рассказывал мне об этом.

— Я же ответил: не понимаю, как рыбаки могут быть безработными, пока для них открыто море.

— Здорово!

— Как тебе это нравится: «пока для них открыто море!» Хи–хи–хи! Неплохо сказано, правда?

— Ну, разумеется. А теперь я пошел. Мне еще кое- какие дела нужно справить.

— Да и мне нужно торопиться. Собираюсь вершу на речке ставить. Гляди, какой я себе большой замок заказал, уж он–то выдержит. А если кто вздумает ломать его, то это уже будет явная кража со взломом.

— Да разве кто–нибудь покушается на твоих угрей, Мартин?

— А кто его знает? Ведь завелись у нас на болоте такие лодыри, как Андерс. Угадаешь разве, что он замышляет? Но пусть поостережется. Пусть попробует залезть ко мне в вершу — я его засажу за кражу со взломом.

— Гм! Уж кто–кто, а ты в этом деле знаешь толк, Мартин! Ты у нас дока!

— Хи–хи–хи! С этой братией держи ухо востро! Ну, прощай!

Фордик запыхтел и тронулся с места. Йенс Йенсен проводил его глазами.

— Ну и беспокойная же душа этот Хагехольм!

Середняк Йенс Йенсен — человек положительный. Из числа тех, что пользуются доверием всей общины. Потому–то на него и возложен целый ряд общественных обя- занностей.

Он — член приходского сонета. И комитета по распределению пособий. Больничной кассой заведует тоже он. В легкомыслии его не упрекнешь. Общественными деньгами он не швыряется. И вокруг пальца его никому обвести не удастся.

Вот из низины, с песков приплелась какая–то старуха. Она больна подагрой, все у нее ноет и болит, и даже доктор ничем не может помочь ей. Уж совсем собралась было она к знахарке — к той, что в Гурре живет, или к другой — в Стенлэсе. Но доктор высказал предположение, что ей, пожалуй, следовало бы попробовать светолечение, компрессы или что–нибудь еще. Получить все это можно в больнице, а заплатит за лечение больничная касса.

— Что такое? — говорит Йенс Йенсен. — Светолечение тебе нужно, Эмма? Так это ведь дорогая штука!

— Да, но… я думаю, что заплатит больничная касса. Да и доктор того же мнения.

— Ах, вот оно что… Значит, оба вы так думаете? Зато я не очень–то в этом уверен. Но мы, разумеется, охотно поставим этот вопрос на обсуждение. А там видно будет. Приходи–ка через–недельку, Эмма!

Старушка горячо поблагодарила его и снова поплелась восвояси. Она понятия не имеет о законах, относящихся к больничным кассам, и ей невдомек, что такие вопросы нет надобности обсуждать. Но когда она приходит в следующий раз, заведующий объявляет ей:

— Отказано! Не соглашаются. Что делать, один в поле не воин, Эмма! Не разрешили. Так что уж постарайся как–нибудь обойтись без светолечения. Протянешь и так!

Отчеты больничной кассы с благоприятным балансом производят хорошее впечатление. У Йенса Йенсена нет никакой личной выгоды экономить кассовые средства. Но крестьяне выбирают в приходской совет только таких людей, которые знают, как обращаться с общественными деньгами, и умеют их попридержать. К Йенсу Йенеену крестьяне относятся с доверием.

В кассу обращаются многие. И хорошо, когда есть человек, который умеет их осадить.

Приходят к йенеену и те, кто домогается пособий из средств на социальное обеспечение.

— Значит, ты хочешь стать обузой для прихода? Этого я от тебя не ожидал! Неужели тебе не совестно?

— Но позволь, получать пособие — тут нет ничего зазорного. Это не то, что вспомоществование по бедности!

— Одно и то же! Как ни верти и ни финти, а пособие есть пособие! И неужто тебе в самом деле не совестно обращаться с этим к общине? Счастье еще, что твои родители не дожили до этого. Они бы сквозь землю провалились от стыда.

Многих Йенсен доводит до того, что они сами отказываются от своих недостойных притязаний. Но попадаются и скандалисты, упрямцы, на зубок затвердившие законы и знающие их, пожалуй, лучше чиновников. Порой они пишут в округ и жалуются на то, что им отказано в пособии.