Михаил Черненок - Тайна Старого колодца

"Матросское" -- прочитал на треугольном штампе Антон, быстро взглянул на адрес отправителя и почувствовал, как от волнения кровь прилила к лицу. "Резкин Юрий Михайлович",-- было написано пониже номера воинской части. Письмо, начинавшееся трафаретно "Во первых строках...", занимало тетрадную страничку. Резкин писал, что служба кончилась, и через несколько дней он уже полностью станет гражданским. Упоминался и мотоцикл: "А денег ты зря, бабуся, пожалела. Привез бы я отсюда новенький "Урал" с люлькой. В Ярском таких мотоциклов днем с огнем не сыщешь, а тут есть возможность купить. Ну да ладно -- на бабку надейся, но сам не плошай. Заработаю, тогда и куплю". Письмо было отправлено 1 сентября 1966 года. За тринадцать дней до того, как забросили культстановский колодец.

8. Жених-заочник

Дом Чернышева стоял в центре села, рядом с клубом. Добротный, под шиферной крышей, он выделялся среди других таких же домов ярко-зелеными резными наличниками. Видимо, предупрежденная о приезде сотрудника милиции жена Чернышева -- полнеющая, но моложавая на вид -- встретила Антона гостеприимно, как давнего знакомого.

-- Екатерина Григорьевна,-- подавая руку, отрекомендовалась она и провела Антона в отведенную ему комнату.

Никелированная кровать, застеленная узорным покрывалом; письменный стол с высокой стопой фотоальбомов; этажерка, плотно забитая книгами, да крепкой работы стул составляли всю обстановку комнаты. Над столом в узкой черной раме висела почти метровая фотопанорама села, на переднем плане которой Антон сразу узнал дом Чернышева.

-- Сын снимал,-- пояснила Екатерина Григорьевна, заметив, как Антон с интересом разглядывает фотографию. -- Институт недавно закончил, сейчас инженер.

Сам Чернышев, с утра мотавшийся на "газике" по колхозным полям, вернулся домой поздно. Гремя во дворе рукомойником и шумно фыркая, долго отмывался от пыли и так же долго растирал полотенцем обнаженное до пояса мускулистое тело. Пригладив ладонью седой ежик волос, он повернулся к вышедшему на крыльцо Антону и строго спросил:

-- С выпивки следствие начал?

-- Как с выпивки?...-- растерялся Антон. Чернышев надел рубаху.

-- У конторы Стрельников во всеуслышанье треплется, что с милицейским следователем бутылку казенки раздавил.

-- Я не следователь, а инспектор уголовного розыска.

-- Какая разница?

-- Следователю положено вести допрос только официальным путем, инспектор же уголовного розыска имеет право... Как бы вам яснее сказать? Прощупывать почву, что ли...

-- Щупать-то ты щупай, а водку все-таки с кем попало не пей. Сам рос в деревне, должен знать, что здесь все на виду.

-- Не хотел отказом стариков обидеть.

-- Ты работник милиции или сестра милосердия? -- хмуро поинтересовался Чернышев, но тут же подобрел:-- Ладно, пошли ужинать. На утренней зорьке сегодня окунишек добыл, Григорьевна приготовила. В озере у нас добрые окуни водятся.

После ужина Маркел Маркелович зашуршал свежими газетами. Выписывал он их много. Антон тоже развернул одну из газет, но желание поделиться своим успехом в отношении внука Агриппины Резкиной не давало покоя. Чтобы не отвлекать Чернышева, Антон ушел в отведенную ему комнату. Постояв у открытого окна, взял один из альбомов с фотографиями. "Работа сына Маркела Маркеловича",-- догадался Антон, разглядывая хорошо отпечатанные любительские снимки. Все они были сделаны в школьные годы: ребятишки в классе за партами, купающиеся в озере,-- вон даже полоска острова на горизонте видна, в поле с лошадьми, у трактора в каких-то механических мастерских, с рюкзаками, видимо, в туристическом походе. На одном из снимков на фоне дома с резными наличниками, чуть склонившись на правую ногу, позировал чубатый крепкий парень. Щурясь от солнца, он выставил в улыбке ровный, с едва приметной щербинкой, верхний ряд зубов. Антон впился взглядом в снимок -- сквозь легкую, похоже, нейлоновую рубаху отчетливо просвечивали полоски флотской тельняшки.

-- Кто это, Маркел Маркелович? -- спросил Антон, показывая снимок Чернышеву.

-- Сынов одноклассник,-- взглянув на фотографию, ответил Чернышев,--Юрка Резкин.

-- Вы знаете, что он своей бабушке с сентября шестьдесят шестого года ни одного письма не прислал?

-- Он и до сентября шестьдесят шестого не особо баловал ее письмами. Баламут и шалопай Юрка отменный, потому и не пишет.

-- Давно этот снимок сделан?

-- Лет семь, наверное, назад. Может, побольше. Когда Юрка в отпуск из армии приезжал.

-- Он на флоте служил? Тельняшка на снимке видна. Чернышев отложил газету.

-- Помнится, в тельняшке я его видел, а вот форма на нем сухопутная была. Мы же с тобой прошлый раз говорили, что среди ярских моряков нет. Юрка, должно быть, в береговой обороне служил или купил у кого-нибудь тельняшку.

-- Куда он после армии делся?

-- Кто его знает. Мы уж привыкли, что отслужившие солдаты редко возвращаются в село. И этот где-нибудь в городе пристроился.

-- А не может быть такого, что он возвращался в Ярское и...

-- Имеешь в виду колодец? -- Чернышев задумался.-- Такое даже трудно предположить. Хотя... чем черт не шутит, когда бог спит.

-- Резкин прихрамывал на правую ногу, и у него два вставных передних зуба.

-- Хромых в армию не берут,-- серьезно сказал Чернышев и внимательно посмотрел на снимок.-- А выбитый зуб у Юрки и на фотографии виден.

Антон мысленно ругнул себя за невнимательность, но уверенность в том, что в расследовании наконец-то появилась зацепка, не исчезла.

В конце концов Резкин мог повредить ногу на службе, там же и зубы вставить. Маркел Маркелович сложил газеты, устало потянулся.

-- Давай-ка, следователь из уголовного розыска,-- Предложил он Антону,-- срежемся в шахматишки на сон грядущий.

-- Давайте.

Игра затянулась.

Из открытого окна тянуло ночной прохладой. У клуба громко наигрывала радиола. Затем джазовый гул умолк. Послышался веселый смех, неуверенно всхлипнул баян, и тотчас звонко плеснулся сильный женский голос:

В тихой роще, у ручья, целовалась с милым я,

И никто на белом свете мне, девчонке, не судья!

Несколько девичьих голосов дружно подхватили,

Ой-люли, ой-люли, у меня, Марины,

Губы алы от любви, словно от малины...

Голоса прозвучали так задористо и звонко, что, когда они неожиданно смолкли, Антону показалось, будто где-то у озера откликнулось эхо. Не отрывая взгляда от шахматной доски, Чернышев улыбнулся и сказал:

-- Марина Зорькина.

-- Звезда колхозной самодеятельности? -- спросил Антон.

-- Заведующая птицефермой. Красавица наша. Голос, что у Людмилы Зыкиной. На всех фестивалях первые места берет,-- Чернышев переставил на шахматной доске коня.-- К слову, бывшая любовь тракториста Витьки Столбова, а сейчас всех женихов отшивает.