Александр Ярушкин - Траектория

Прикинув, не помешает ли небольшая затяжка расследованию, соглашаюсь. Косарев благодарно улыбается, а я снова спрашиваю:

— Что за человек ваш начальник Мизеров?

— Человек или руководитель? — осторожно уточняет Косарев.

— Вы видите между этими понятиями разницу?

— Немного подумав, он извиняющимся тоном произносит:

— Не хотелось бы, чтоб была, но она есть.

— В таком случае начните с Мизерова-руководнтеля.

— Современен, пунктуален, не лоботрясничает,— перечисляет Косарев,— в меру суров, увлечен работой, стремится быть первым... Минус один — карьерист! Руководит по принципу: цель оправдывает средства. А цель у него на данном этапе — кресло управляющего трестом. Бориса Васильевича уже сейчас в главные инженеры треста прочат. Говорят, и документы в Москву на утверждение отослали.

— Опасные принципы у вашего начальника...— замечаю я.

— В том-то и дело... От этого могут пострадать люди...— раздумчиво кивая, соглашается Косарев,— К сожалению, Борис Васильевич, выражаясь фигурально, в своих интересах любого утопить может.

— Образ Мизерова-руководителя у меня вырисовался,— говорю я.

— А Мизеров-человек? Что он из себя представляет?

— Тут я вам не очень помогу... Знаю только — в семье у него все в порядке, на людях вроде не пьет, достаточно воспитан...

— Чтобы утопить другого?

Косарев краснеет, и мне становится неловко за свой вопрос.

— Я имел в виду внешнюю культуру поведения,— отвечает он.— А в целом вы правы. Для того, чтобы быть истинно воспитанным человеком, Мизеров слишком любит себя.

15.

Первым утренним посетителем оказывается молодой человек в слегка затемненных очках. Заглянув, он интересуется, в этом ли кабинете работает следователь Привалова. Кидаю взгляд на прикрепленную к двери табличку. Она на месте.

— Вы угадали,— улыбаюсь.

Молодой человек не без элегантности склоняет голову:

— Технический инспектор Бруев... Ян Андреевич. Мне передали, что вы вчера звонили и просили зайти.

Предлагаю ему раздеться и, когда он усаживается, говорю:

— Ян Андреевич, у меня только один вопрос: на основании каких данных в своем заключении пришли к выводу, что Хохлов упал именно с четвертого этажа?

— Это свидетельство очевидцев.

— В ваших материалах я фамилий очевидцев, видевших, с какого этажа упал Хохлов, не нашла.

Бруев просит разрешения взглянуть на свое заключение, несколько минут листает его, потом потирает ладонью лоб,

— Мда... Забыл указать... Как же это получилось?.. Кто же мне говорил?.. Прораб? Точно!

— Он видел, откуда упал Хохлов?

— Нет,— снова мрачнеет Бруев.— Сам он никак не мог видеть. Он в вагончике был. Постойте, почему же тогда Дербеко уверял, что пострадавший упал именно с четвертого этажа?

— Вот и я думаю...

Бруев продолжал разматывать нить своих размышлений:

— Но ведь, если бы рабочий упал со второго, таких последствий не было бы. Верно?.. И с третьего маловероятно...

— А если с пятого или с шестого этажа?

— С пятого?.. Не исключено. А на шестом и выше были ограждения.

— А если через них?

— Нереально,— качает головой технический инспектор.— Шахта узкая, да и траектория падения была бы иной... Одежду я осматривал, никаких следов от досок...

В душе благодарю Бруева за дотошность. Кто знает, смогу ли я когда-нибудь увидеть эту одежду своими глазами.

— Одежда была в порядке? — осторожно спрашиваю я.

— В целом да, только недоставало одной пуговицы на телогрейке, верхней...

— По-хорошему бы, надо доказать найденную мною пуговицу, но при всем желании в данную минуту сделать этого не могу. Пуговица направлена на экспертизу для определения: время ли перетерло оставшиеся на ней нитки или внезапный рывок. Опережать события не хочется, но знаю, когда хватают за грудки, в первую очередь отлетает верхняя.

16.

Не успевает за Бруевым закрыться дверь, в кабинет бочком, склонив бритую голову, входит главный инженер стройуправления. Пряча глаза, он произносит:

— Разрешите?.. Каяться пришел.

Стараясь не выдать нетерпения, каждый раз охватывающего меня, когда чувствую, что одно из белых пятен уголовного дела вот-вот исчезнет, предлагаю Омелину сесть. Вижу, как ему трудно начать, но прийти на помощь не спешу. Хочется, чтобы инициатива полностью исходила от него.

Омелин приглаживает несуществующие волосы.

— Вот, пришел... Стыдно мне… Заврался на старости лет…

— Что заставило вас оговорить себя? — не выдерживаю я.

— Дурость собственная...

— Только ли собственная?

— Вы правы, поддался на уговоры,— вздыхает Омелин.

— Чьи? — предугадывая ответ, спрашиваю я.

— Мизерова... Одним словом, не я давал указание допустить Хохлова к работе без медосмотра, а Мизеров... А в тот день, когда вы первый раз появились в управлении, к вечеру уже вызвал меня Борис Васильевич. Разговор издалека завел. Стал спрашивать, собираюсь ли на пенсию, здоровьем интересовался. Я вначале решил: приглядел он кого-нибудь помоложе на мое место. Потом вижу, куда-то не туда клонит. Так и вышло. Напомнил про случай с Хохловым, посетовал, что в горячке разрешил Дербеко допустить Хохлова к работе. А я это и без него прекрасно помнил. При мне Дербеко подходил.

— И все же, что вас побудило взять на себя чужую вину?

— Как вам сказать... Мизерова пожалел. Думаю, действительно я свое прожил, отработал, какой от меня толк. А ему еще работать да работать. Что же из-за несчастного случая губить человеку будущее...

— О своей судьбе не думали? Ведь за преступление, которое вы на себя взвалили, предусмотрено наказание в виде лишения свободы.

— Какое лишение?! — искренне удивляется Омелин.— Борис Васильевич сказал, ничего серьезного мне не будет.

Вспоминаю одну из бесед с Мизеровым, с горечью роняю:

— Он у вас большой специалист в юриспруденции… Какие еще юридические тонкости он вам разъяснял?

— Что я, как участник войны, под амнистию попадаю, что характеристику хорошую даст, общественного защитника выделит, адвоката хорошего найдет... Даже имя называл, Зиновий какой- то... Честно говоря, этим он меня и убедил...

Меня так и подмывает прочитать мораль этому пожилому, много пережившему человеку, сказать, что таких людей, как Мизеров, нужно не жалеть, а хватать за руку и стаскивать с начальственного кресла. Ведь он, не задумываясь, пытается прикрыться другим!.. Но я молчу. Гораздо полезнее и действеннее — представление следователя, направленное в вышестоящую организацию.

17.

В вагончике кажется еще жарче, чем в прошлый раз. Наверное, оттого, что на улице сегодня не такой лютый холод. Здороваюсь с бородатым Зайцевым и спрашиваю:

— Где остальные?

Зайцев откладывает свой фолиант.