Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам. Преступники

Узнав, что Шубникова скончалась в участковой больнице, Ян Арнольдович попросил Ломакина подвезти его на центральную усадьбу колхоза. Больница находилась в добротном кирпичном здании. И вообще усадьба была благоустроена: Дом культуры, магазин, даже прачечная.

Главврач больницы, женщина средних лет, помнила Варвару Леонтьевну хорошо, так как состояла с ней в каком-то дальнем родстве. По ее словам, приблизительно за полгода до кончины Шубниковой в больницу заходила Орлова, беседовала с врачом о здоровье своей бабки. Сама лично смотрела историю болезни, анализы, кардиограмму — как-никак тоже медицинский работник.

— Леонтьевна уже тогда была плоха, — рассказывала главврач. — Сердце… Я не стала скрывать от Азы, даже кардиограмму показала. Думала, ну, с год еще протянет. А Леонтьевна и того меньше прожила.

— А завещание у вас в больнице она составляла?

— Завещание? — удивилась главврач. — Неужели было что завещать?..

Из больницы Латынис отправился в райцентр рейсовым автобусом, зашел в нотариальную контору и сберкассу. Там выяснилось, что 28 июня 1982 года Шубникова положила на книжку двадцать шесть тысяч рублей и тут же завещала их Азе Даниловне Орловой. Вклад был срочный. Через три месяца Варвара Леонтьевна снова пришла в сберкассу и положила на свой счет еще десять тысяч. И опять завещала их все той же Орловой.

Работники сберкассы ликовали: деньги Шубниковой помогли им перевыполнить план по вкладам и получить премию. Так что Варвару Леонтьевну запомнили.

— И старушка приезжала одна? — спросил Латынис. — С такими деньгами?

— Нет, с внучкой. Очень приятная женщина и одета модно, по-городскому, в брюках. Поддерживала свою бабку, помогала ей заполнить документы… Видимо, Шубникова была очень больна, руки сильно дрожали… А деньги кассиру передавала та женщина, внучка…

Деньги со счета Шубниковой, умершей 8 января, были выданы согласно воле завещателя Орловой.

Небо над Молдавией было чистое. Самолет пошел на снижение. Чикуров, неотрывно смотревший в иллюминатор, поражался открывающимся под серебристыми крыльями видом. Вокруг, сколько хватало глаз, — тщательно возделанная земля. Прямые ряды виноградников, садов, полей окружали столицу республики. Казалось, не осталось ни одного незасаженного клочка.

«Благодатный и ухоженный край, — подумал Игорь Андреевич. — Недаром Надя с Кешей любят здесь отдыхать».

Внизу промелькнул железнодорожный состав, тащившийся по ниточкам-рельсам. И скоро самолет побежал по бетонной полосе.

В Кишиневе стояла жара и духота. Автобус, едущий в город, осаждало множество пассажиров. Следователь взял такси. Когда он назвал водителю адрес Чебана, тот кивнул:

— В Рышкановку, значит…

Выяснилось, что это один из районов Кишинева, Рышканы, который жители называли просто Рышкановкой.

Чебан жил в многоэтажном доме. Чикуров вызвал лифт. Пока он ждал его, в подъезд вошел мужчина лет тридцати пяти, высокий, с двумя хозяйственными сумками, буквально распираемыми овощами и фруктами. Игорь Андреевич невольно залюбовался неправдоподобно красными помидорами, упругими фиолетовыми баклажанами, глянцевым болгарским перцем, иссиня-черным виноградом, каждая ягода которого была величиной с грецкий орех.

«Юг есть юг, — с некоторой завистью констатировал Чикуров. — В Москве всю эту прелесть купишь разве что на рынке, а цены там здорово кусаются».

— Мне пятый, — сказал мужчина, когда они зашли в лифт.

Следователю тоже надо было на пятый этаж. Выйдя из лифта, они направились… к одной и той же двери.

— Мне нужен Николай Ионович Чебан, — ответил на удивленно-вопросительный взгляд мужчины Игорь Андреевич.

— Я Чебан, — сказал мужчина, открывая ключом дверь своей квартиры.

Так состоялась их встреча. Через несколько минут они сидели в уютной, но душной квартире Чебана. В открытое окно доносился шум оживленной улицы.

Чикуров попросил рассказать хозяина о его пребывании в клинике Баулина. Николай Ионович повторил чуть ли не слово в слово то, что следователь узнал от Шовкопляса. Как в Березках у Чебана случился приступ желчнокаменной болезни, как его друг Флеров помог лечь в клинику профессора, где Евгений Тимурович без всякого хирургического вмешательства сумел избавить больного от камней, грозивших большими неприятностями для здоровья.

— А как вы чувствуете себя теперь? — поинтересовался следователь.

— Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, — постучал по ножке стула Чебан. — Словно и не болел… Не знаю, как и благодарить Баулина… Я его предписания — в смысле пищи и образа жизни — выполняю строже, чем воинский устав в армии… Сижу в основном на овощах и фруктах. У нас с этим, конечно, проще, чем там, у вас, — Николай Ионович вдруг забеспокоился. — Извините, товарищ следователь, а почему, собственно, вас все это интересует? Наверное, вы приехали в Кишинев не только затем, чтобы узнать о моем здоровье?

— Разумеется, — кивнул Чикуров.

— Так что же с Евгением Тимуровичем? — снова озабоченно спросил хозяин.

— Этот вопрос возник у вас только сейчас? — в свою очередь, поинтересовался следователь.

— Сейчас, сейчас, — поспешно ответил Чебан и тут же поправился: — Впрочем, нет. Раньше тоже…

— Когда именно?

— Понимаете, я звонил Баулину…

— Какого числа?

— Дайте вспомнить… — Николай Ионович потер лоб. — Это было четвертого… Нет, третьего июля.

— Точно третьего?

— Точно. У меня в гостях находился приятель из Тирасполя. Мы вышли вечером прогуляться по городу… Понимаете, никак не могу поставить телефон… Так вот, в тот день я и звонил в Березки, профессору домой, с междугородного переговорного пункта. Правда, было уже поздно…

«Все верно, — отметил про себя Чикуров. — Именно третьего июля, когда мы осматривали особняк Баулина, раздался звонок из Кишинева. Телефонистка запомнила: высокий, с усами…»

А Чебан продолжал:

— Меня удивило, что ответил не Баулин, а следователь. Я растерялся и положил трубку. Но у самого из головы не идет, почему у Евгения Тимуровича представители органов?..

— По какому поводу вы звонили Баулину?

Этот вопрос следователя явно вверг Чебана в замешательство.

— Понимаете, — после некоторого молчания ответил он, — Евгений Тимурович странно повел себя… Я прямо не знал, что и подумать. Может, обиделся на меня? Но я ведь от всей души… И потом, мы с женой не дураки, понимаем… Никому, естественно, ни слова…

Хозяин тяжело вздохнул, вытирая платком потное лицо.

— Николай Ионович, — сказал Чикуров, — я ничего не понимаю. Поясните, пожалуйста, о чем идет речь… О какой обиде Баулина вы говорите?

— Я и сам не понимаю, — развел руками Чебан. — Вдруг приходит одна посылка от Евгения Тимуровича, вторая, третья…