Елена Богатырева - Ловцы душ. Исповедь

— Я не помню, чтобы она носила ее. По крайней мере с тех пор, как я здесь поселилась…

Костя вытащил шубу из шкафа. Она представляла собой жалкое зрелище. Даже странно, что такая брезгливая особа, как Туманова, держала у себя это подобие драной кошки. Лариса прикоснулась к меху, и в руках у нее остался клок, а пальцы покрылись мелкими волосками. Она побежала мыть руки, а Костя обследовал содержимое карманов. Внешние не содержали ничего любопытного, а внутренний оказался скреплен булавками, да так, что Костя тут же укололся. Он выронил шубу из рук, и по комнате разлетелись клочья меха.

— Нашел что-нибудь? — спросила Лариса.

— Кажется, да, хотя вряд ли булавки могут служить серьезной защитой…

Лариса осторожно вынула из подкладки дюжину мелких булавок и достала из кармана несколько писем. Все они, судя по штемпелям, были из разных городов, но, несмотря на то что отправитель не указал свои данные, — написаны одной рукой. Лариса вскрыла первое письмо и сразу же прочла подпись: «Твой Андрей».

— Кажется, зря мы затеяли этот обыск, — виновато сказала она. — Это личные письма.

— С чего ты взяла?

Лариса протянула ему письмо, но Костя не ограничился подписью и стал читать с начала. Брови его поползли вверх. Он взглянул на Ларису, спрятал письмо обратно в конверт.

— Ты обязательно прочтешь это. Но — у нас. А теперь — пошли.

На улице уже было совсем темно. Огромная желтая луна угрожающе поднималась над соседним домом. Неожиданно для Ларисы Костя поймал такси и попросил отвезти их к Казанскому собору.

— Зачем к Казанскому? — спросила она шепотом в машине.

— Первое, что пришло в голову. А оттуда до моего дома ходит маршрутка. Так, на всякий случай…

Николай Савельевич встретил известие о том, что Лариса поживет у них несколько дней, сдержанно, пытаясь скрыть свое ликование. Но это ему удалось только отчасти, потому что Лариса уже стояла рядом, мерила давление и качала головой.

— Пульс скачет, да и давление не очень. Вы чем-то взволнованы?

— Да нет, — ответил он ей, — все в порядке. Мне что, уже и радоваться запрещено? Черт с ним, с давлением…

Костя занялся отцом, а Лариса ушла в гостиную читать письма. Она разложила их по датам. Первое письмо было написано пять лет назад, в апреле. Тогда Лариса еще не знала о существовании своей тетушки и жила в детском доме. Дата последнего письма, пришедшего год назад, совпадала с тем злополучным днем, когда тетушка объявила ей о своем отъезде. Это было на Восьмое марта. Лариса купила для Ангелины Павловны тюльпаны и эклеры, которые та так любила. Но праздника не получилось…

«Здравствуй, дорогая сестра!»

После первых же строк сердце Ларисы забилось гулко и тяжело. Если бы знать, сколько братьев и сестер было у Ангелины! Ведь вполне возможно, что письмо написано ее отцом…

«Я все-таки нашел ее, несмотря на все меры, которые она предприняла, чтобы замести следы. И самое смешное, что она даже облегчила мне задачу, собрав всех моих детей под своим крылом. Ее ждет жестокая расплата. И не только ее. Расплата ждет всех отступников…»

Письмо жгло как раскаленное железо. Лариса перечитала его несколько раз, стараясь убедить себя в том, что не понимает, о чем идет речь. В конце концов, ей это почти удалось, она сунула листок обратно в конверт и принялась за второе. Но тут ее постигло разочарование. Выходило, что речь шла именно о том, о чем она подумала, — о ней, о ее отце и, как ни фантастично это показалось ей сначала, — о ребятах из детского дома.

«Очень рад, что ты приютила мою дочь. Думаю, еще не время для встречи. Пусть из ее юной головки сначала выветрится дух тех людей, которые ее воспитали. Я появлюсь на сцене, когда того потребуют обстоятельства…»

Следующие два письма были написаны с Алтая, где автор провел следующие несколько лет. Речь в них шла о «неотложных делах», которые мешают возвращению в Санкт-Петербург, но, судя по намекам, автор находился то ли под следствием, то ли в заключении… Часто мелькало упоминание о каком-то Вадиме, ставшем «моей гордостью и самой большой надеждой».

Последнее письмо содержало всего одну строчку: «Мы возвращаемся. До встречи». Стало быть, тетя получила это послание и сбежала, потому что не хотела ни с кем встречаться. Почему? Лариса вспомнила сборы тетушки, запрещение давать кому бы то ни было ее адрес или телефон, да и рассказывать о том, где она находится. Вспомнила ее нервозность перед отъездом, как она первой бежала к телефону, вздрагивала от громких криков на улице… И ответ всплыл сам собой: она боялась. Она не хотела ввязываться во что-то…

Лариса вернулась к одному из писем:

«Эти дети — мои! В их жилах течет моя кровь, и они не могут принадлежать никому другому. Я найду и соберу их под одной крышей. Они продолжат мое дело. Их души — самый ценный сбор, который я когда-либо мог бы сделать. В наше время нельзя ни на кого положиться, если это не плоть от плоти твоей и не кровь от крови твоей…»

Неужели у них у всех общий отец? Или это бред умалишенного? Она схватила первое письмо. «Я нашел ее, ей удалось замести следы…» Неужели это о Марте? Лариса взглянула на дату. Двадцать пятое апреля. А шестнадцатого мая в детском доме случился пожар. Не об этой ли расплате речь в письме? Ей нужно вспомнить, обязательно вспомнить что-нибудь из детства… «Только как? — с отчаянием подумала Лариса и в ту же секунду спохватилась: — Кружилка!» Ну конечно, Костя ведь что-то говорил ей о гипнозе…

Кто знает, может быть, он и прав. Может быть, Марта действительно была…

Нет, нет. Марта была замечательная! Не может этого быть!

Было около десяти вечера, когда Лариса постучала к Косте в комнату.

— Ну как? — нетерпеливо спросил он. — Что-нибудь прояснилось?

— Скорее запуталось еще больше, — ответила Лариса. — Вот, почитай.

Костя быстро пробежал глазами коротенькие послания. Да, недаром Туманова предупреждала, что родители Ларисы страшные люди. Если автор писем не страдает психическим расстройством, в чем Костя уверен не был, то человек он, похоже, крайне неприятный, если не сказать опасный. Неужели этот человек — отец Ларисы? Если это так, то можно считать великим счастьем, что он не принимал участия в ее воспитании.

— Что скажешь? — спросила Лариса, когда он закончил.

— Попахивает клиникой. Нелепые угрозы в чей-то адрес…

— В адрес Марты. Это она собрала нас под одной крышей. Нас было четверо.

— Неужели ты действительно поверила, что все вы были… э-э-э… братьями и сестрами?

— Возможно.

— Ты просто привыкла так считать…

— Не знаю. Ничего не знаю. Мы были такие разные. Леша… Он страдал каким-то странным заболеванием. Почти ничего не говорил, сидел целыми днями в своей комнате. Когда мы приходили к нему, он немного словно оживал. Глаза загорались. Но — и только. О таких людях принято говорить — неполноценный. Но я, все мы очень любили его. Полина делила со мной комнату. Она была мне и сестрой, и подругой. Такая слабенькая, нескладная, вечно попадала в истории… И еще — Данила. Наша гордость. Задачки по математике щелкал как орехи. В седьмом классе решил все задачи и примеры из десятого, и с ним стали заниматься по вузовской программе. Но случился пожар, и все они погибли. Мы искали их, обращались в горсправку…