К. Донских - В Каталонию

Касьяс умер, его не вернуть, а секреты, появившиеся вокруг Кати, набирали крутые скорости и заставляли соображать скорее в поисках нужных ответов.

Сегодня она выглядела здоровой, хотя и довольно бледной и похудевшей. Из-за многочасовой работы Виктор не видел её часто и просто не замечал изменений.

— Милая, как ты себя чувствуешь? Вчера ты меня чертовски напугала. Приходил врач. Ты сильно закашляла, побелела и вдруг…упала. Рассказывай. Хуже мне уже не будет.

— Давай завтракать, — вдруг улыбнулась она и стала спихивать поджаренные и румяные оладьи на тарелку. Потом щёлкнула кнопкой пульта, и на экране появились жёлтые анимационные человечки. Она сделала погромче, и человечки запрыгали под знакомую заставку знаменитого мультика.

— Я безумно рада, что мы, наконец, можем вот так позавтракать вместе, без суеты и скорых поцелуев.

Только она это сказала, как на кухне возник Никита и прыгнул на свободный стул.

— А что, обязательно есть оладьи с кленовым сиропом? — спросил он звонко и скорчил гримасу отвращения, когда мама налила ему в тарелку коричневой жидкости.

— Можешь есть с вареньем, — сказала Ката и поставила ему чистое блюдце.

— Кто вообще ест эту гадость? — не унимался он.

— Канадцы, — ответил Виктор. — Они любят его, как ты шоколадную пасту.

Никитка шмыгнул носом, и тот покрылся недовольными складками.

— Они что, дрожать любят?

— Почему? — улыбнулась Катя.

— Ты мне все время говоришь, что я дрожу, словно кленовый лист.

— Не кленовый, а осиновый.

Все засмеялись, и Виктора кольнуло глубоко в сердце. Как долго он не уделял внимания семье. Никитка рос и всё больше становился похож на маленького мужчину — любознательного, симпатичного и весёлого паренька. Ему сейчас было всё интересно, он задавал вопросы один за другим. Он не спрашивал больше о том, почему трава зелёная, а небо голубое — эти вопросы он задавал два года назад, или два месяца…Виктор понял, что совсем этого не помнит. Сейчас его интересовало устройство велосипеда и айпэдовские девайсы. Ну, вот и кленовый сироп.

— Это папе привезли из Торонто — столицы Канады, там это традиционное лакомство. Его варят из сахарного и чёрного клена. А вообще в мире много продуктов, которые нравятся отнюдь не всем. Например, индийская еда очень острая и не каждый может осмелиться её есть.

Виктор сразу вспомнил, откуда ветер дует и почему Ката вспомнила именно Индию. Гоа был их последним совместным путешествием. Никитку они не взяли. Он остался с Леной. Тогда они провели неплохие каникулы, не считая того, что местную еду можно было лишь запивать и заедать рисом — настолько острой и однообразной она им показалась.

— Да уж, это вездесущее карри.

— А почему всем не нравится одинаковое? — не унимался Никитка.

— Потому что все люди разные. Вот ты — маленький. А мы с папой — большие. Ты любишь сосиски, а папа брауншвейгскую колбасу, — и Катя передала Виктору тарелку с сырокопченой колбасой.

— Не просто колбасу, — ухмыльнулся Виктор, — а завернутую в лаваш колбасу. — И потянулся за армянским лавашом.

— Папа тоже ест сосиски, с картофельным пюре.

Они могли так проговорить целый день. И Виктору бы это не наскучило. Он смотрел в голубые с зелёным отливом уже совсем большие глаза сынишки и был предельно счастлив. Ему лишь очень хотелось, чтобы вчерашний день не начинался, и он не находил сомнительных документов в гардеробе их совместной с Катей спальни. У него к ней было море вопросов, но сегодня он решил о них забыть и провести настоящий семейный день. Как раньше. Вместе.

— Как насчет того, что в детский садик ты сегодня не пойдешь? — спросил он сына, у которого тут же от радости выросла широкая неподдельная улыбка.

Катя удивилась не меньше. Давненько муж не устраивал семейных подрядов. Конечно же, она соскучилась по проведённым вместе дням.

Она лишь боялась, что кашель может все испортить, но мужественно старалась об этом не думать. Возможно, все обойдётся. А бледность профессионально скрывается косметикой. Она посмотрела на мужа и подмигнула ему. Сегодня их ждал пикник, а потом зоопарк, а потом и океанариум. Она поняла, что совсем размечталась, но надо было всё успеть наверстать.

Правда — это нечто такое,

что каким-либо образом может кого-либо дискредитировать.

Г. Менкен

В парке Гуэль царила весенняя и радостная атмосфера: солнце пробивалось сквозь густые рощи пиний и пальм, небо пестрило почти прозрачными облаками.

Как колокольчики, повествующие о начале спектакля, звучал детский смех. То, отдаляясь, то приближаясь, этот смех окружал со всех сторон, по мере того, как малышня носилась вокруг извитых дизайнерских скамеек, на одной из которых сидел Андрей Лукенко.

Он просматривал газету, которую оставил седой мужчина десять минут назад на той самой скамейке. От нечего делать он перелистывал страницу за страницей, ругая себя за то, что не учил порядком испанский в вузе.

Газета была цветная, и он, как маленький ребёнок, изучал картинки. В основном, мелькали знакомые политические лица, футбольные игроки и вот — его-то он знает точно — Энрике Иглесиас.

Когда Андрей был в Доминикане, в Пунта-Кане тоже везде висели плакаты, восхваляющие его концерты и повествующие о скором приезде кумира. В общем-то, ничего удивительного, если считать, что он поёт испанские песни.

Андрей долистал до гороскопа и анекдотов.

«Неужели, и в этой стране они печатают рубрику астрология? Возможно, это массовое помешательство на звездах и их характерах.»

А ведь он и сам в это верил. Вчера он поймал себя на мысли, что все Стрельцы любят хвастать. Зашел в социальную сеть и сделал выборку по дате рождения, так как искал старого друга, о котором внезапно вспомнил.

Почти все профайлы пестрели изображениями с модными авто, людей в солнечных очках известных брендов и панорамами морей и океанов. Конечно, эта была субъективная точка зрения, но он также полагал, что все Овны — упрямые создания, пластом лежащие, но не впускающие в свой мир идеи, отличающиеся от их собственных. Все это, конечно, являлось условностью, как и вера в китайские и восточные календари. Но разглядывать и судить чужие характеры всегда было чертовски интересным.

«Вот и он, — подумал Андрей, когда заметил приближающегося Серафина Родина, — значит, обаяние Скорпиона скорее работает, чем не работает. Очаровал же секретаря. Поделилась белокурая испанка, куда любит сходить погулять шеф. Или её лучше назвать билингвом — по-русски говорит хорошо и испанский свободный. Вот бы мне так!»

— Здравствуйте! — Андрей встал со скамейки и направился навстречу Серафину. Родин обернулся вправо и влево, пытаясь увидеть кого-нибудь за своей спиной. Но понял, что обращение направлено к нему, так как никого рядом не оказалось.