Александр Генералов - Современный русский детектив. Том 5

Дверь за его спиной открылась, и из кабинета Зайцева в сопровождении конвоя вышел невысокий плотный человек с большой влажной лысиной. Светлые волосенки сохранились у него лишь за ушами. Он, видимо, уже знал, как следует ходить по этим коридорам, знал, как держать руки, — крупные тяжелые ладони заложил за спину. Когда мужчина проходил мимо, Ксенофонтов явственно уловил запах бензина. «Шофер, — догадался он. — Значит, следующим выйдет слесарь».

Через несколько минут из кабинета, тоже с конвоем, вышел длинный смуглый парень. Ксенофонтов успел заметить его маленький нервный рот, длинные ресницы, скошенный подбородок.

— Уныло у тебя здесь, — сказал Ксенофонтов, входя в кабинет и оглядывая стол, стулья, пустую вешалку, сейф, выкрашенный коричневой краской. — Повесил бы что-нибудь… У меня есть хорошая картинка — японка на фоне морских волн, вся в брызгах воды, зубы — жемчуг, а в глазах такой призыв, такой призыв… Хочешь подарю? Одета, правда, японка неважно, можно сказать, вовсе не одета, но это ей и ни к чему. Твои стены она наверняка оживит. Подарить?

Зайцев вздохнул так тяжело, будто расставался с живой японкой, подошел к окну и ударом кулака распахнул створки. Но прохладней в комнате не стало, зато сам вид распахнутого окна как бы освежил воздух.

— Из-за этих убивцев и окна не откроешь, — проворчал Зайцев.

— Лысый — это шофер?

— Угадал. Лавриков его фамилия. А второй — слесарь. Песецкий. Красавец, каких свет не видел. Ладно, что скажешь? Кто из них? Кого под суд?

— О! Нет ничего проще! — Ксенофонтов беззаботно махнул суховатой ладонью. — Но сначала хочу задать несколько вопросов… Если в этом нет служебной тайны, скажи, будь добр, что они говорят друг о друге?

— Только успевай слушать, — проворчал Зайцев. — Зачитать дословно?

— Да, лучше дословно. — Ксенофонтов сел на подоконник и скрестил руки на груди, приготовившись слушать.

— Так… Шофер о своем бывшем приятеле выражается так… «Песецкого знаю несколько лет. За это время убедился, что он крайне низкий человек, способный на любую подлость ради „десятки“». Ну и так далее.

Слушай… «С Лавриковым нас познакомила Зозулина. Когда мы предложили ему подзаработать, он согласился, спросил, сколько составит его доля…»

Ксенофонтов прошелся по комнате, постоял у открытого окна, присел на подоконник. У Зайцева было выражение, с которым смотрят на заезжего фокусника — и посмеиваясь над ним, и в то же время ожидая чего-то необыкновенного.

— Скажи, а ты спрашивал у них о той женщине… Как ее… Зозулина? Что о ней сказал шофер?

— Есть его показания. Вот они… «Отношения у нас были деловые, до личных не дошло, хотя я об этом и жалею. Красавицей ее не назовешь, но гостя принять умела, бутылочка всегда в запасе была, за собой следила…» Так выражается шофер. А вот слова Песецкого «… Любила Зозулина красиво пожить, потому и муж от нее ушел. Приторговывала левым товаром, в универмаге об этом знали, но отделывались общественным порицанием. В квартире у нее всегда было что выпить, было чем торгануть…» Ты что, заснул?! — возмутился Зайцев, увидев, что Ксенофонтов сидит с закрытыми глазами.

— Что? — встрепенулся тот. — А… Нет. Скажи, а о ноже ты спрашивал?

— Зачитать? — Зайцев полистал дело. — Вот что говорит Лавриков: «…Нож был довольно большой, с черной блестящей ручкой». Все. Красавец слесарь говорит то же самое. «…Нож самодельный, ручка из темно-зеленой пластмассы на заклепках, общая длина — сантиметров тридцать…»

— Шофера можешь выпускать, — безмятежно сказал Ксенофонтов, и слова его прозвучали с вызывающей самоуверенностью.

— Как? Прямо сейчас? — опешил Зайцев.

— Не знаю, как у вас принято. Можешь, сейчас, можешь, завтра. Наверно, положено какие-то документы оформить.

— Ха! — развеселился Зайцев. — Я бы так и поступил, дорогой друг, если бы не одна подробность, сейчас ее покажу. — Зайцев был явно распотешен. Он легко поднялся, вынул из-под сейфа продолговатый предмет, завернутый в газету. Это был нож. Сантиметров тридцать длиной, с пластмассовой ручкой, прикрепленной к стальной пластине двумя алюминиевыми заклепками. — Понял? Нож, тот самый. Наши ребята нашли его сегодня утром. Знаешь у кого? У шофера. Оба кандидата в убийцы подтвердили, что это тот самый нож. Тогда я вызвал соседа Зозулиной. Он тоже признал свою продукцию. Такие дела, Ксенофонтов. Согласись, что невиновному незачем уносить с собой орудие преступления.

— А зачем преступнику хранить нож у себя?

— Он был хорошо спрятан. Его нашли миноискателем. Все вокруг знали о преступлении, и выбросить нож было не так-то просто.

— Даже для шофера? — усмехнулся Ксенофонтов.

— О! — воскликнул Зайцев. — Если бы все преступники так рассуждали… Этого не бывает, Ксенофонтов. Что-то им всегда мешает поступать разумно и толково. Они постоянно совершают глупости. Иногда эти глупости им мешают, иногда помогают, создают некую непредсказуемость поступков… А разве вся та пьянка не глупость? Вот так-то. — Зайцев завернул нож в газету и снова сунул его под сейф.

— Слушай, старик, меня внимательно, — со значением проговорил Ксенофонтов. — Ты можешь совершить грубейшую юридическую ошибку. Сейчас я расскажу тебе о ходе моих рассуждений…

— А зачем? — спросил Зайцев. — Зачем, если они ложные?

— Как знаешь, — обиделся Ксенофонтов. — Но не торопись. Истинно говорю тебе — отпусти шофера, не бери грех на душу.

На следующий день друзья опять встретились в вареничной. Зайцев выглядел не столь самоуверенно, как накануне, а Ксенофонтов с аппетитом уминал творожные вареники, окуная их в жидковатую полупрозрачную сметану.

— Ну как? — спросил он. — Ты уже отпустил убийцу?

— Знаешь, — промямлил Зайцев, — вчера твои слова произвели на меня… мм… некоторое впечатление. Да, и я решил отдать на исследование и нож, и газету, в которую он был завернут.

— Смелое решение.

— Эксперты утверждают, что эта газета… Ее получает слесарь Песецкий. На ней нашли номер его квартиры… И почтальон подтвердил. Видишь ли, самого номера там нет, эта часть газеты оторвана, но на следующей странице остался след, вдавленный карандашом. Его-то и удалось обнаружить. Перед первой экспертизой была другая задача — доказать, что бурые пятна есть не что иное, как кровь, установить группу…

— Надо же, — без всякого интереса проговорил Ксенофонтов. — Чего не бывает на белом свете.

— Очевидно, Песецкий не только оговорил Лаврикова, но и подбросил ему нож. Ведь у него было несколько дней… Верно?

— Слушай, а не взять ли нам еще по компоту, а? — скучающе спросил Ксенофонтов.

— Но как ты его все-таки вычислил? Почему ты решил, что шофер невиновен?

— А! Как-нибудь я расскажу тебе об этом. Посмотри на девушку за соседним столиком… Тебе нравится?