Алексей Биргер - Война орхидей

— Приехали, — сказала Людмила, въехав по пандусу к залу отлета. Выходите.

Андрей и Зараев выбрались из машины.

— Ты садись на мое место, — сказала Людмила Андрею, выходя следом за ними. — Я хотела оставить машину на стоянке, чтобы Виктор её потом забрал, но сейчас мне пришло в голову, что ведь и ты с равным успехом можешь отогнать её к моему дому.

— Ты не хочешь, чтобы я присутствовал до конца? — спросил Андрей.

— Если хочешь, можешь поглядеть, как мы пройдем таможенный контроль. Но, уверяю тебя, ничего интересного не будет. До встречи.

— До встречи, — ответил Андрей. Он хотел спросить напоследок, что с ней стряслось, потому что она, при том, что старалась держаться как обычно, была сама на себя не похожа. Но спрашивать не стал. Скорей всего, это из-за Беркутова, и тут лучше не лезть с вопросами.

Но она прочла этот вопрос в его глазах.

— Ничего страшного, — проговорила она. — Я вдруг поняла, что мне лучше не пытаться влезть в твою жизнь. И мне надо переварить эту мысль… Смириться с тем, что ты сильнее меня, и если мы сойдемся, то это ты раздавишь меня ненароком, а не я тебя. Понимаешь?

— Я? — усмехнулся Андрей. — Которого все, кому не лень, делали эти дни пешкой в своих играх?

— Утешайся тем, что ты был мыслящей пешкой. Которая в итоге прорвалась в ферзи.

— Еще нет…

— Ну, к этому близко. А я слишком хорошо понимаю, что ход ещё на одну клеточку — и ты сможешь слопать любую фигуру. Даже меня.

— А потом шахматист-Повар уберет нас с доски и ссыплет в коробку — до следующей партии, — горько усмехнулся Андрей.

— Может, и так, а может, и нет… Пока.

Андрей посмотрел, как она и Зараев исчезают в зале отлета, за автоматическими раздвижными дверьми.

Сломанный репейник…

Да, кажется, он решил и этот ребус.

И тут кто-то с силой хлопнул его по плечу.

— Жив-здоров! А я по всему аэропорту шастаю, выглядывая тебя!.. «В случае моей смерти вскрыть», скотина!

Это был Игорь.

— Так кто такой Зараев? — спросил Игорь, выслушав отчет Андрея о всех последних событиях. Только сейчас им выдалась возможность толком поговорить: ведь в Москву они ехали на разных машинах, а от Кутузовского проспекта, где Андрей оставил машину Богомола, отдал ключи вахтеру в подъезде для передачи Виктору и пересел в машину Игоря, они помчались к дому Садовникова. Квартира Садовникова так и оставалась открытой. Андрей перенес в свою машину два остававшихся в квартире ящика с коллекцией Курослепова, а Игорь тем временем прямо из квартиры позвонил Повару, с вопросом, что делать.

— Я пришлю кого-нибудь к Хованцеву, забрать орхидеи, — сказал Повар. Это будет, наверно, ближе к вечеру. А насчет квартиры не беспокойтесь. Я знаю, что вот-вот подъедет коллега Садовникова, который должен взять на себя попечение о его цветах. Впрочем, я, для верности, пожалуй, пришлю человека на охрану квартиры. Но вы езжайте спокойно, не ждите его.

— Хорошо, — сказал Игорь. И положив трубку, с несколько растерянным видом пересказал разговор Андрею. — Выходит, Повар знает, куда исчез Садовников — и это его ни капли не волнует… — заключил он.

— Тогда это тем более не наше дело, — ответил Андрей. — Мы можем со спокойной душой уезжать, и больше не думать об этом.

Сам-то он об этом думал — и ещё как! Но с Игорем не хотел делиться своими соображениями. Он и без того ругательски ругал себя, что так просто оставил Игорю аудиокассету — надо было спрятать её и оставить ему, например, ключ и квиток от банковского сейфа… С распоряжением в банке ни в коем случае не допускать к сейфу до двух или трех часов дня… Он должен был сообразить, что Игорь немедленно вскроет конверт — из страха за друга. Но то, что ему приходило в голову сейчас, знать было ещё опасней — если, конечно, Андрей был прав хотя бы в некоторых своих догадках…

В общем, в свой офис на Покровку они, опять-таки, ехали в разных машинах. И лишь устроившись в офисе за кофе с бутербродами, они обменялись рассказами о том, что с ними произошло (о разорванных записках Садовникова Андрей умолчал). А потом Игорь задал свой вопрос насчет Зараева.

— То, что он и сказал, — ответил Андрей. — Сломанный репейник.

— То есть?

— Зараев, как человек образованный, воспользовался примерами из истории литературы и искусства. Разве ты не помнишь? Суриков увидел ворону на снегу — и у него возник замысел картины «Утро стрелецкой казни». Лев Толстой увидел сломанный репейник — и у него возник замысел повести «Хаджи Мурат».

— Постой!.. — Игорь аж приподнялся. — Но ведь прототипом Хаджи Мурата был реальный человек — один из лучших полководцев Шамиля!..

— Вот именно, — кивнул Андрей. — Который в итоге стал для Шамиля «сломанным репейником». И, как во время оно, когда были благородные Хаджи Мурат и Шамиль, и плененного Шамиля с почетом встречали в Санкт-Петербурге, так для нынешних бандитов таким сломанным, но на удивление живучим и колючим репейником должен был стать потомок Шамиля — очередной глава древнего рода, хранитель тех благородных традиций чеченцев, которые нынешних хозяевам Чечни ненавистны и которые те стараются вытравить. Своим намеком Зараев почти прямо сказал: я — потомок Шамиля. То есть, не он, конечно, а человек, «двойником» которого он является, и которого на самом деле нужно надежно спрятать. Но, думается мне, и Зараев имеет к семье Шамиля какое-то отношение — судя по его образованности и по готовности пожертвовать жизнью за другого человека.

— Но тогда… — Игорь встал и принялся расхаживать по комнате широкими шагами. — Ведь вот что получается! Шамиль, некогда законный властитель Чечни, тридцать лет сражавшийся против русских войск, легендарный герой чеченского народа. При этом, человек с европейским образованием, знавший пять или шесть языков, высшую математику, множество других наук… Многие до сих пор убеждены, что власть должна принадлежать прямым потомкам Шамиля — так сказать, по праву престолонаследия — а все остальные являются узурпаторами. И если сейчас возникнет прямой потомок Шамиля, его законный наследник — то многим и многим больше нечего будет ловить. Шухер произойдет ещё тот!

— И кому это выгодно? — с усмешкой осведомился Андрей.

— Тем, кто хочет мира и спокойствия на Кавказе. Авторитет такого человека будет непререкаем. И уж, конечно, это не выгодно ни диким полевым командирам, промышляющим разбоем и захватом заложников, ни многим людям в Москве, которые тоже охочи половить рыбку в мутной чеченской воде, что политики, что бизнесмены. Взять того же Курослепова… Понимаю, почему он влез в это дело. Его чеченские партнеры сообщают ему: в Москву удалось уйти очень опасному человеку. Если его удастся провести в правители Чечни — то всем нам, мол, капут, отписывают ему. Этот человек никакого криминала не спустит — и главное, у него будет достаточно авторитета в народе, чтобы пресечь нашу деятельность. Найди его а Москве и дай наводку нашим боевикам, которых мы посылаем. Особая примета этого человека: старинный фолиант невероятной стоимости, его чудом уцелевшая семейная реликвия. В этом фолианте есть раздел об орхидеях… И Курослепов придумывает, как выследить этого человека с нашей невольной помощью. Он знает, что я — человек дотошный, и в поисках украденных орхидей переворошу все, что с ними связано. И где-то наткнусь на след драгоценного манускрипта — от богатого любителя орхидей услышу, что этот манускрипт некто предлагал на продажу, или что другое промелькнет — и, естественно, расскажу об этом Курослепову. Вдруг, мол, и он проявит интерес к раритету… Но Повар тоже не прост: и подсовывает охотникам двойника, чтобы настоящего наследника Шамиля спокойно переправить за границу и спрятать все его следы…