Алексей Биргер - Похоронное танго

— Стреляйте! — крикнул Губа подручным своим. — А я с этой расправлюсь!

Те автоматы вскинули, Гришка с Константином тоже… и уж не знаю, кто бы кого опередил, но вдруг с дальнего конца коридора, от застекленной двери на небольшой балкончик в торцевой стороне дома, три одиночных выстрел щелкнули.

И рухнули все трое бандюг, Владимир — первым. И увидели мы все, обалдев, что с балкончика появился человек, подтянутый такой, и его пистолет уже Гришке лоб метит.

— Спокойней, — сказал он. — Мне ваши жизни не нужны. А на курки вы нажать все равно не успеете.

И ясно было, что не успеют. Что из тех стрелков мужик перед нами, которому доли секунды достаточно, чтобы десять человек перестрелять.

— Ты… — Гришка пересохшие губы облизнул. — Если ты за Катериной, то я все равно тебя достану. Лучше сразу стреляй!

Тот вдруг рассмеялся и опустил пистолет.

— Вас, дурней, пять минут спасли. Пять минут назад я бы пристрелил вас в один момент, вслед за этими, — он кивнул на три трупа. — Но за это время приказы поменялись. Велено и вам, и Екатерине Кузьмичевой жизни сохранить. А вот взглянуть на девчонку, из-за которой такая буча заварилась, хотелось бы, — он прошел к двери комнаты, по пути пренебрежительно ткнул ногой труп Владимира. — Намудрил, козел, запутал все, а другие за него отдувайся!.. — помедлил в дверном проеме, созерцая Катерину, потом кивнул сам себе. Ничего девчонка. Живи.

И, направившись опять к двери на балкон, скрылся за ней. Как он с балкона на землю спустился и куда исчез, мы не видели и не слышали. Исчез, и все.

Я-то понял, что произошло. Послал-таки Гущиков мою телеграмму. Телеграмма эта суматоху посеяла, и срочный приказ последовал: всю игру переиграть. А этот стрелок, он должен был все концы подчистить и доделать дело там, где бандиты не справятся, а заодно и среди бандитов лишних свидетелей прибрать. И ещё я у него на голове тонкую дужку заметил, совсем проволочную, один конец которой в ухо уходил, а второй пониже рта торчал. То есть, на связи он был постоянной со своим начальством. И по этой связи ему распорядились: нас не трогать и в живых оставить, в изменившихся обстоятельствах, а вот Губу прикончить обязательно, слишком много глупостей этот "козел" наделал и слишком на себя одеяло тянул.

Да еще, я так понял, специально он нам продемонстрировал, что нас из-за телеграммы в живых оставляют, приказ ему такой дали — демонстрацию устроить. Иначе бы с чего ему перед нами засвечиваться? Хлопнул бы Владимира-"Губу" и испарился бы невидимкой, нам не являясь, ведь раз убивать нас не следует, то мы ему и до лампочки, и рисоваться и распинаться перед нами без смысла выходило. Но намекнули нам, через его явление, что кому-то мы "спасибо" говорить должны. И что, раз мы теперь по гроб обязаны и повязаны, то с нас и какую-то ответную услугу могут потребовать. А какая может быть услуга, кроме как убедить Катерину дом кому следует поскорей отписать, если она вдруг передумает с домом расставаться?..

Но сыновья-то мои ничего этого не знали и понять не могли.

— Это что ж такое происходит, батя? — спросил Константин.

Я плечами пожал и поглядел на окно, за которым вполне первый рассвет занимался.

— Откуда мне знать? А вы ничего не слышите?..

Они прислушались.

— Вроде, ровный шум какой-то…

— Это милицейские машины так шумят. ОМОН едет. А может, и спецназ, кто их знает… Вы встретьте их, а я пойду, Мишку поищу.

— Угу, — и Гришка шагнул навстречу Катерине, выглянувшей из комнаты. Вот видишь, все кончилось, все позади.

Я ещё успел разглядеть мимолетно, спускаясь по лестнице, тень улыбки на бледном лице Катерины.

Вот прошел я через комнаты первого этажа, вышел на воздух. В рассвете, полностью разглядел поле битвы, во всех его подробностях. Батюшки, так это ж было настоящее Мамаево побоище! Перевернутые и перекореженные машины, трупы тут и там, кое-где лежащие друг на друге, пятна крови… И это еще, понимай, я видел малую часть того, что творилось вокруг дома.

А машины уже остановились, и спецчасти в бронежилетах уже выгружались из них. Тут же я разглядел и машины "скорой помощи" в хвосте колонны, и две-три "волги" — с начальством, надо полагать.

Лейтенант Гущиков шагнул мне навстречу.

— Видите, все-таки вовремя приехали, более-менее вовремя…

Я поглядел на него и сказал:

— Спасибо вам.

— А, чего там… — и он рукой махнул.

А я пошел по Мишкиному следу.

— Вы куда? — окликнул он меня.

— Сына искать, — ответил я. — Мой средний где-то в той стороне запропал.

Он сделал знак кому-то и пошел за мной следом.

Куда Мишку понесло, легко было определить. И тела по пути встречались, кувалдой ухоженные, и кровь была на тех кустах, сквозь которые он продирался, свернув с дороги. Вот эта кровь мне и не нравилась.

А двигался он к излучине реки, к тому дальнему обрывчику, о котором я уже упоминал.

Я, кажется, понимал, в чем дело. У бандитов под тем обрывчиком был катер причален — ночью самое удобное там место, чтобы на прикол встать вот они и драпали туда, чтобы на ту сторону переплыть, от Мишкиного гнева подальше.

И точно, первым делом я с обрывчика катер увидал, на волнах покачивающийся. И в нем два тела обмякли. Один, здоровяк с затылком как у борова — лица-то не видать было — так и сжимал в руках автомат. Второй на руль катера головой упал.

— Сизый, — сказал Гущиков, позади меня, указывая на здоровяка.

А я и так уже почему-то догадался, что это Сизый. Я к краю обрывчика вышел, и увидел остальное.

На песчаной полоске берега Мишка лежал, а неподалеку от него ещё три тела валялись. Я с обрывчика спрыгнул, заскользив ногами в песке, да и поспешил к сыну.

А солнце между тем высунулось, аккуратным таким краешком, и на воде отсверкивало, и все вокруг золотистым сделалось.

Как моя тень на Мишку упала, он зашевелился, открыл глаза.

— Батя… — и он улыбнулся. — Она меня поцеловала…

— Кто — она? — я присел рядом с ним на корточки. Мог бы и не спрашивать: на губах Мишкиных виднелся слабый след губной помады, дорогущей такой, нежного оттенка, с жемчужными переливами. Только одному человеку могла такая помада принадлежать.

— Она… появилась… Сказала, ей так жаль, что она опоздала… Что сейчас ей спешить надо, но она обязательно будет со мной, и мы поедем, в Швецию… Спросила, чего я хочу… Я сказал, хочу, чтобы меня поцеловала… Если ей не противно, потому что я весь в грязи и крови… И она наклонилась, и поцеловала меня, долгим поцелуем… А я-то, дурак, не поверил тебе, что она вернется, в самые опасные места лез, смерти искал… Чуть не нашел, кретин, представляешь?.. Но этот, который меня подранил, он не далеко уплыл… — Мишка приподнялся на локте, поглядел на катер и улыбнулся, на этот раз не блаженно, а зло так, и довольно при этом. — Вон, видишь?.. Но теперь все хорошо будет… Теперь мы с ней в Швецию… В баньку на берегу фьорда… Дай мне только в себя прийти…