Яна Темиз - Рай на земле

– А жена пропавшего говорит, что вчера вечером ему кто-то звонил по местному телефону. Говорил он по-английски, она ничего не поняла, но он после звонка ненадолго выходил. Якобы на ресепшн.

– Что ж, спасибо. Много вы раскопали. Надо бы мне вашего Мурата потрясти. На предмет пакетиков. Вы ведь понимаете, чем…

– Понимаю. И господин Латиф понимает. Мы не собирались скрывать это от полиции, просто нужно было убедиться, что там действительно что-то есть. Господин Латиф сказал, что понаблюдает за ними. Но тогда еще не было утонувшей немки, проблемы шантажа и пропавшего туриста, а теперь…

– Правильно. Теперь лучше передать это нам. Еще раз спасибо, госпожа Дилек.

Ей необходимо иметь опору.

Сколько бы она ни строила из себя решительную и самостоятельную бизнес-леди, сама по себе она ничего не может. Рождена, чтобы быть вторым лицом. Любое решение, которое она принимает, продиктовано кем-то другим, даже если этого другого в этот момент нет рядом. Он просто есть – и она живет с оглядкой на установленные им правила. Так опытный водитель на любой сельской дороге без единого дорожного знака автоматически следует правилам дорожного движения, позволяя себе разве что слегка превысить скорость.

Сейчас она сделала ставку на другого, и Назым был этому рад. Что-то, видимо, разладилось в их взаимоотношениях с управляющим, и девушка теперь играет роль законопослушной гражданки.

Что ж, тем лучше для него.

В довершение всего он начал смеяться.

Смеяться так, что слезы выступили на глазах, что смех уже начал смешиваться с кашлем и не давал дышать, и тогда медсестра засуетилась, поднесла какое-то лекарство, и врач залопотал что-то успокаивающее и замахал на пришедших рукой.

– Ему нужен покой, что вы в самом деле! Разве так можно, человек же шок пережил! Сами видите, что с ним делается!

Они видели.

«Притворяется? – думал Назым, недовольный возникшими помехами. – Притворяется или, правда, шок? Или его так стукнули, что он вообще ничего не соображает? Сейчас они его опять под капельницу положат или усыпят, и ни черта я не узнаю…»

Это было обидно.

Назым хорошо подготовился; эта пятизвездочная кукла снабдила его столькими фактами, что он был готов примириться с ее существованием, безразличием и дорогими туфлями; он притащился сюда, хотя, строго говоря, дело это его не касалось, и в другое время он с удовольствием спихнул бы его коллегам из другого отдела. Еще как спихнул бы: его дело – трупы, а тот, кто лежал перед ним и истерически смеялся, трупом явно не был и становиться им в ближайшее время не собирался. И рассматривать происшествие с туристом как покушение на убийство никто бы не стал. Мало ли что он там в бреду рассказывает! Вон у самого приступ какой, после таких ударов по голове и не такое привидится! Сел, видите ли, в машину к незнакомцу!

Назыма так и подмывало выложить этому типу все, что он думает о его россказнях.

Можно подумать, он не до пенсии дослужился на этой проклятой работе, а вчера на свет появился! Интересно, почему каждый карманник или пушер, каждый подозреваемый непременно считает себя умнее всех? Или не всех, но уж умнее легавых – точно?

Если бы они так не считали, полицейским не приходилось бы ежедневно выслушивать горы такой удивительной лжи, которую и ребенку не станешь рассказывать. Эта ложь оплетала даже самые невинные показания, и приходилось тратить время на ее проверку, и получать в результате обидный ноль, и допрашивать следующих, и снова выслушивать ложь, и копаться в ней, и перепроверять каждое слово… а дело стояло, очевидцы забывали то, что видели, убийца успокаивался и успевал уничтожить улики, дождь – настоящий или метафорический – смывал следы. А тот, кто нагородил эту гору лжи, потом невинно и чуть лукаво улыбался, разводил руками и, вздыхая, приглашал их в сообщники: вы же понимаете, мне нужно было, чтобы жена не узнала, вы же понимаете, я не мог так прямо и сказать, где я был, вы же понимаете, мой отец не должен был узнать, что я курю!

Полицейским предлагалось принимать на веру всякую чушь – вроде того, что кто-то оставил на ресепшн записку с адресом, и мирно отдыхающий иностранец, не знакомый ни с кем из местных жителей и не знающий города, без всяких причин, просто от скуки или из любопытства берет такси и мчится по указанному адресу. Не задав никому ни единого вопроса, не удивляясь, не заявляя всем и каждому, что кто-то ошибся и принял его за другого, ничего не сказав жене! Вы бы такому поверили?

Правильно, и никто не поверит.

А этот белобрысый думает, что мы поверим. Что мы идиоты, а он один умный. А сам, между прочим, взял такси прямо у отеля, не позаботившись даже отойти на сто метров и махнуть рукой машине без опознавательных знаков. На том отмытом до европейского блеска такси, на котором он потащился на самые пыльные и непрезентабельные улицы, было ярко – черным по желтому! – написано «Отель „Дедеман“, и эту надпись видело столько бездельников, с утра до вечера попивающих свой чай в грязных, совсем не европейских кафешках, что Назыму не пришлось потратить ни минуты на поиски. Ему сразу же указали, где такси проезжало, где таксист спрашивал дорогу, кто и куда велел ему повернуть, куда машина в результате отправилась и где остановилась. В жару такая скука, особенно после обеда, да и машины такие здесь нечасто увидишь.

Кстати, вторая машина тоже была – в чем-то он не врет, этот найденыш. Только покажите мне того туриста, который вот так запросто сядет в не пойми какую машину, нет таких туристов, не самоубийцы же они, хоть и валяются на солнце до полного обжаривания!

И о том, что в баре делал, ни слова. Типа он вошел, выпил минералки, выяснил, что ни у кого к нему никаких дел, а значит, зазвали его сюда по ошибке, вышел – и сел в незнакомую машину. Сказка, а не история!

А при желании можно ведь и таксиста найти – только зачем? Чаевничающие бездельники, как один, утверждают, что такси мужика белого высадило и отвалило, так что от таксиста толка не будет. Разве что номер той темной машины запомнил? Но с этим успеется.

Мурат этот тоже хорош.

Подготовку Назым проводил тщательно, и Мурата тряс почти час, пока не понял, что большего от него не добьешься. На первом этапе тот только хлопал глазами и удивлялся: мол, что за дела, ничего не знаю, впервые слышу, никого не видел, ни с кем не разговаривал… да мальчик приходил… ну и что, что его видели… я понятия не имею, за кого он меня принял… ерунду всякую говорил. Да не помню я какую! Делать мне больше нечего! Откуда я знаю, кого она там видела! Не встречался я ни с кем и не передавал ничего! И там не был…

Тут он слегка сбился с тона, и Назым тотчас этим воспользовался. Выдав обычный блеф о несуществующих свидетелях, он выяснил, что в „Русалке“ парень все-таки был. А что? Запрещено? Ну и что, что я его видел?! Он как вошел, так и вышел, минералку пил и вышел живой-здоровый!