Александр и Татьяна Ковальчук - Как стать маньяком. История жертвы обвинения

Тогда он сам для себя решил, что если в дальнейшем ему случится заполучить ещё одну судимость, то и она будет отмечена татуировкой. Но ко времени своей третьей судимости у него уже не было желания заниматься подобной ерундой. Да и вообще… после оглашения приговора: «15 лет строгого режима!», ни во что хорошее уже не верилось. В частности, Саша тогда и не думал, что однажды он всё-таки выберется на свет Божий из этих заплёванных тюремных стен, пропитанных запахом мочи и «бычков». И уж совсем он не вспоминал об однажды данном самому себе обещанию – каждую судимость отмечать татуировкой. Единственное чувство, которое владело тогда им целиком – отчаяние.

Потом, когда прошёл первый шок и Саня стал обживаться в новом качестве, у него не было времени заниматься всякой ерундой – надо было расширять свой тамошний «бизнес», чтобы хоть как-то сводить концы с концами и не зависеть от чьей-то милостыни. Ну а ещё позже он просто вспомнил, что ему уже перевалило за тридцать и пора бы отойти от «тюремной романтики» и подумать о вещах более актуальных на сегодняшний день. А прошлое… теперь надо было думать о будущем, хоть и не особенно верилось, что оно у Сани есть.

Хотя однажды он чуть было не поддался искушению и не сделал ещё одну наколку. Остановило, наверное, то, что не слышал Саня о такой наколке «Смерть крысам! [23]».

Появилось такое желание у него после интересного случая…

Приходит ему как-то письмо от родителей, что выслали они ему посылку. Саня, естественно, поделился радостной новостью со своим тогдашним знакомым – «Захаром». (Личностью тот был довольно ограниченной и не слишком приятной, но в начале срока будущий канцелярский работник ещё не был избалован вниманием, а человеку свойственно стремиться к компании). Потом проходит где-то неделя, а посылки нет. «Ну и ладно! – подумал Саня – придёт на следующей неделе», и с уверенностью занял несколько пачек сигарет и немного чая. Но такая же ерунда была и на следующей неделе. Потом прошла и ещё одна. И тогда Саня пишет письмо домой с примерно такими словами: «Я ведь вас ни о чём не просил, вы сами пообещали. Зачем такие шутки?!». А в ответ получает письмо от отца: «Мол, ты, такой-сякой-нехороший, проигрался в карты, а рассчитываться я за тебя должен?!», к которому была приложена официальная справка с Харьковского почтампа, что такого-то числа на такое-то имя была выслана посылка такого-то веса. Саня сначала опешил, а потом с этой бумагой подошёл к одному своему земляку, имеющему некоторый вес в тамошней среде. Тот обещал помочь. И вот на следующее утро подбегает к Сане дневальный и зовёт в каптёрку завхоза. А там, как оказалось, сидел ещё и офицер – начальник оперативной части, который с улыбкой посмотрел на Саню и сказал:

– Ну что, «Маньяк» – тебя ведь так кличут зэки?

Саня только кивнул в ответ.

– Посылку твою съели без тебя. Но ты сам виноват – нечего заводить знакомство с кем попало.

В ответ на недоумённый Санин взгляд, опер продолжил:

– Ты ведь рассказал ему о том, что ждёшь посылку? А он перед выдачей подошёл к своему земляку – при этих словах опер показал на присутствовавшего здесь неизвестного Сане зэка, – имевшему определённый вес среди зэков и администрации, и попросил его посодействовать в получении посылки без очереди за определённую плату. Тот согласился… Короче – твоя посылка пошла на нужды «Захара». Но ты его не трогай – эта скотина час назад залезла на дерево под штабом колонии и стала верещать о том, что «Маньяк», т. е. ты, обещал его поиметь избить и зарезать в конце концов.

– Да я и не догадывался о такой подлянке – промямлил Саня.

– В общем, не трогай ты его! А посылку тебе возмести вот он, – и опер указал на незнакомого зэка. – На будущее – внимательнее относись к выбору знакомых. А то ведь лохов здесь любят и доят безбожно!

…А потом, спустя примерно полгода, приходит Сане снова посылка. Пошёл он её получать. А там очередь нереальная.

Тут надо сказать Саня вообще не любил очереди. Посмотрел Санёк, подумал и хотел уже возвращаться на барак. В конце концов никуда, коль пришла, посылка не денется (хоть и не слишком обнадёживающе это прозвучало после событий шестимесячной давности!) – выдадут. Но вдруг он увидел того самого зэка, который рассчитывался с ним за украденную посылку. Димон, так его звали, работал на электрокаре, перевозившей по зоне различные грузы. В том числе в его обязанности входило раз в неделю привести на пункт выдачи посылки с контрольного КПП. Не удивительно поэтому, что ему легко было договориться с мусорами о внеочередной выдаче для кого-то.

За последние шесть месяцев Саня более-менее сдружился с Димоном. Во всяком случае счёл возможным окликнуть его и спросить:

– Дима, не поможешь посылку получить? Эта уже на моё имя – жена прислала, – поспешил он успокоить водилу-карщика.

Но того аж передёрнуло от такой просьбы:

– Не, Санёк, я больше в таких делах не помогаю. А всё из-за таких вот мудаков! – с какой-то исступлённой злобой прорычал Димон.

– Это ты о чём, – не понял Саня.

– Да я после того случая с тобой ещё раз вляпался – ещё одному земляку помог. А он тоже мразью оказался и пришлось мне снова выплачивать ориентировочную стоимость посылки. Поэтому – извини, но от посылок я теперь стараюсь держаться подальше…

Теперь же Саня стеснялся своих татуировок. И не потому, что они выдавали в нём судимого человека – сегодня очень многие носили на своём теле те или иные отметки. Но они, в отличие от Саниных, отличались более художественным подходом и делались для украшения, а не в память о каких-то событиях дней минувших. Да и не тянуло его уже на такие дешёвые «выпендросы» – к 40 годам пора было и поумнеть уже!

К тому же, в данном случае странным было то, что Санины родители никак не отреагировали на татуировки ни в первый, ни во второй раз – создавалось такое впечатление, что их вполне устраивало такое положение вещей и они ничего не хотели делать для того, чтобы изменить ситуацию. Ход их рассуждений был примерно таким: «Сын вязнет в тюремном болоте? Что ж, он сам выбрал эту тропинку, и мы не будем прилагать усилий, чтобы его вытащить. А всё своё внимание отдадим дочке, которая будет достойной наследницей наших интересов». И на протянутые к ним руки они не обратили никакого внимания.

Жалко, что денег вечно не хватало – теперь ведь ничего не делается бесплатно, а то можно было бы поверх этой тюремной ерунды нанести какой-то вычурный рисунок. Хотя… пусть они остаются с ним, как напоминание о том, что не всегда он был таким уравновешенным и способным к здравому размышлению. И когда его в следующий раз потянет на приключения, пусть эти наколки заставят внимательнее относиться к тем, кто находится рядом; пусть напомнят о том, что не всему увиденному и услышанному верить, чтобы не жалеть впоследствии о случившемся.