Александр и Татьяна Ковальчук - Как стать маньяком. История жертвы обвинения

Но всего заложенного он сломать не смог и что-то человеческое во мне осталось. И всё-таки отец многого добился – вся моя злость, весь негатив, который порой так и брызжет из меня – это результаты родительского «перевоспитания».

Знаешь, говорят, что с годами даже собака становится похожей на своего хозяина. Но я очень надеюсь, что у меня никогда рука не поднимется написать заявление в суд на собственного сына…

– Да, Степаныч, крепко тебя жизнь помяла!

– Извини, Вован, увлёкся я своими переживаниями. Очень уж неприятно, противно было всё это. Хоть я и «выпустил пар» – написал книгу, в которой подробно всё описал, но до сих пор при воспоминании о тех днях в душе всё переворачивается. Впрочем, уже нет ни отца, ни матери – так и ушли, не попрощавшись…

– В смысле?

– А какой тебе ещё нужен смысл? – они ведь настойчиво старались выставить меня идиотом, эдаким маньяком-убивцей. И с того дня, когда сестрёнка набралась наглости и подала в суд с требованием меня выписать, мы больше ни разу не разговаривали. Отца я последний раз слышал в суде, а мать… её даже на суде не было – она полностью доверяла своему мужу. Если он сказал, что сын негодяй – значит, так оно и есть. А собственное мнение… может и было у неё, но она никогда его не показывала. Хотя, нет, вру! Однажды мы всё-таки встретились с ней – у тех самых родственников в Мерефе. Но весь наш разговор тогда состоял из двух фраз: её «Здрасьте», обращённого ко всем и риторического вопроса «Ну как вы там?» ко мне, после чего я ушёл. Ну, а потом… Потом отец постарался основательно облить меня грязью перед моими детьми, на практике применив свои способности идеологического работника.

– То есть?

– Как-то летом мой сын – его внук – приехал на пару дней погостить к деду с бабой на дачу, где они проводили время с ранней весны до поздней осени. Ну и дедуля, «раздавив» с внуком бутылку самогона, стал рассказывать сыну об отце разные гадости. Например, что все мои слова заведомая ложь, что я действительно изнасиловал и убил того несчастного ребёнка, что при второй судимости я исключительно благодаря собственной хитрости избежал совершенно заслуженного наказания, обманув следствие и суд.

– У него с головой всё в порядке? – удивлённо спросил Китаец.

– Не знаю. Но это ещё не всё! Порядком захмелев и осмелев соответственно, он стал развивать любимую им почему-то тему – сказал внуку, что отец его… нетрадиционной сексуальной ориентации.

– Это ты что ли?!

– Да, Вован! Представляешь?! – у него хватило ума и наглости обвинить меня – отца двоих детей – в голубизне! – Степаныч криво улыбнулся. Не до смеха!

– А ты ему не говорил народную мудрость о том, что «яблочко от яблони недалеко катится»? – попытался улыбнуться Китаец.

– Знаешь, пока всю эту блажь он говорил только мне, я старался не обращать на это внимания. Но он решил подальше оттолкнуть от меня детей. Хотя они и без того не спешили общаться с отцом-уголовником. Слава Богу, что у сына моего больше здравомыслия и он просто промолчал, вроде как приняв сказанное дедом к сведению. А после возвращения в город встретился со мной.

– И ты ничего не сказал своему пахану? – возмутился собеседник.

– Говорить ему что-то – только напрасно тратить время и нервы. Он ведь в рамках семьи, а к годами и в более широком кругу, неизменно считал себя единственно и непреложно правильным. А всё, что не укладывалось в его понимание, он попросту не принимал в расчёт. Таким он был в молодости, таким же и к старости остался….

Вдруг у Китайца зазвонил телефон.

– Ты извини, Санёк, я на минуту, – и он отошёл в сторону для разговора. А Степаныч воспользовался этими минутами для общения с внуком, который совсем уже загрустил от дедовских разговоров.

А потом разговор продолжился:

– …Знаешь, Вован, каждому даётся шанс осознать свои жизненные ошибки. Исправить их хотя бы на последних шагах жизненного пути. Это касается и нас, и наших родителей… – Степаныч помолчал, а потом добавил:

– Я вот сейчас узнаю о них хоть малость только благодаря родне в Мерефе. Вот тебе и всё родство…

– Да уж, весело ты жил после освобождения!

– Мне говорили, когда я ещё был в «санатории», что за забором взаимоотношения людей намного подлее, но я не верил. А когда вышел – испытал всю «прелесть» таких родственных уз на себе. Блин! – звери так не обращаются со своими детьми!

– Зато не скучно!

– Да уж, скучать было некогда, «повеселился» от души. Хорошо хоть в сказке обычно хороший конец. Слава Богу – жизнь нормализовалась. Хотя юридически я так и не смог доказать своей непричастности к «маньяческому» преступлению. Наняли тогда одного бывшего мента, заплатили ему огромный по нашим возможностям аванс, но раскопал он только то, что я и без него знал. Хотя… не исключено, что его просто не пустили «по следу». А возможно всё было ещё проще – взял деньги и успокоился.

– А как ты думал, просто это – с государством в азартные игры играть?

– Но всё равно, я хоть чего-то добился. Если и не уверил других в своей невиновности, то по крайней мере заставил серьёзно засомневаться. Да и сестра после тех судебных разборок не всплывает выше торговки в ларьке.

– А что так?

– Так она ведь допрыгалась, что против неё возбудили уголовное дело о махинациях с жильём, и грозило сестрёнке то ли пять, то ли восемь лет лишения свободы. Но выкрутилась – наверняка подмазала. Впрочем, за руку я никого не держал – как ранее не судимой (вот ведь насмешка!) суд назначил ей условное наказание с отстранением от работы. Так что…

Степаныч махнул рукой и перевёл разговор на другое:

– Расскажи лучше – как у тебя дела?

– Да ничего особенного, жизнь идёт своим чередом. Потихоньку отстраиваю то, что развалилось за время моего отсутствия. А некоторые наоборот!..

– В смысле?

– В прямом. Мудяка помнишь?

– Конечно! Я эту мразь до конца своих дней не забуду!

– И ты не один такой. Ты в курсе, что по тем временам в здешней «повстанческой» армии был довольно значительный процент тех, кто в своё время отпахал на «хозяина»? А среди них, в свою очередь, большинство тех, кто не особенно, скажем так, доволен Мудяком. Вот и пришли они к нему с автоматами в руках. Пришлось бывшему распорядителю человеческих душ и судеб, каковым он себя считал, попрощаться со всем, что успел наворовать – и хоромы, в коих он жил, и иномарки, и прочие материальные блага, доступные в этой жизни только обеспеченным людям…

– Это не человек!

– Вот и повстанцы тогда также посчитали и лишили экс-полковника пенитенциарной службы всех материальных благ. Ему ещё повезло, что на тот момент не нашлось среди вояк ни одного достаточно пьяного и никто не позарился на его старческую задницу. А то лишился бы не только своих денег, но и девственности. – брезгливо ухмыльнулся Китаец.