Михаил Черненок - Кухтеринские бриллианты. Шаманова гарь

version="1.0" encoding="utf-8"?> detective Михаил Яковлевич Черненок Кухтеринские бриллианты. Шаманова гарь

Февраль 1917-го. Осторожный купец Кухтерин решает отправить свои драгоценности подальше от России, но… Обоз добирается только до Потеряева озера и бесследно исчезает. Захлестывает Сибирь колчаковщина, потом над огромной страной полыхает безжалостное пламя Великой Отечественной, десятилетие улетает за десятилетием. Но все еще живы люди, хранящие тайну кухтеринских бриллиантов…

Знаменитый роман, давно вошедший в золотой фонд отечественной остросюжетной литературы, впервые издается в полной версии.

На высоком взгорке в густом березняке, от которого, видимо, и произошло название, узкой длинной лентой в два ряда бревенчатых домов вытянулось старинное сибирское село Березовка. У нижнего конца его, сразу за околицей, — широкое и длинное-предлинное озеро с выпуклой полоской острова на середине. За островом, на противоположном берегу, — другое село, Ярское. По воде, напрямую через остров, между селами — рукой подать. Километра два, не больше. Если же добираться от Березовки до Ярского берегом, в объезд озера, то, пожалуй, и дня не хватит.

Называется озеро Потеряевым.

До постройки железной дороги на Кузбасс через Березовку и Ярское пролегал оживленный тракт, по которому круглый год шли почтовые и купеческие обозы. В летнюю пору они переправлялись через озеро на конно-водном пароме, а зимою дорогу торили по льду. Хозяином парома был пятидесятилетний березовский трактирщик Гайдамаков, бывший штабс-капитан царской армии. Неподалеку от паромного причала, на пригорке, высился его двухэтажный с резными наличниками особняк, низ которого занимали постоялые комнаты для заезжих и просторный трактирный зал. Осенью 1917 года, перед самой Октябрьской революцией, никогда не болевший Гайдамаков скоропостижно скончался, и все его имущество перешло по наследству к совсем еще молодой вдове Елизавете Казимировне. Недолго пришлось хозяйствовать новоиспеченной трактирщице. В начале двадцатых годов колчаковцы, отступая из Березовки на Ярское, сожгли дотла двухэтажный особняк, а паром утопили. С тех пор Потеряево озеро будто опустело.

Летом в тихую безоблачную погоду водная гладь, как громадное зеркало, отражает столько солнца, что в прибрежных селах кажется еще жарче и светлее. В ненастье, когда разгуляется северный ветер, вода в озере темнеет, покрывается мутными клочьями пены. Волны, сминая густые камыши, исступленно мчатся к крутому березовскому берегу и глухо бухают в него, разбиваясь, словно от взрыва, вскипающими брызгами. Только в одном месте, у самой околицы, пенящиеся гребни будто спотыкаются. Шипя, они длинными языками лижут плотный песок на отлогом скосе и закручиваются глубокими воронками возле покосившихся черных столбов бывшего паромного причала.

Каждый раз после непогоды на песке остаются длинные стебли кувшинок и лилий, груды перепревших березовых листьев, тяжелые, как из свинца, набухшие в воде сосновые шишки. Иногда среди выброшенного озером мусора попадаются желтые кости, осколки старинной фарфоровой посуды и даже стреляные винтовочные гильзы. Все это мигом растаскивает березовская ребятня, и через день-другой песок снова становится чистым.

Неподалеку от причальных столбов, за тальниковым кустарником, над озером склонилась кривая засохшая береза. Большущим амбарным замком на тяжелой цепи с незапамятных времен к ней примкнута плоскодонная смоленая лодка, принадлежащая бабке Гайдамачихе. Чуть ни каждую весну смолит и ремонтирует лодку колхозный плотник дед Иван Глухов. Говорят, что никакой платы за это он с Гайдамачихи не берет. Ради чего старуха держит лодку — никто из березовцев не знает, так как ни разу не видели, чтобы Гайдамачиха пользовалась своей посудиной. Правда, несколько раз по селу разносился слушок, будто в полночь бабка отмыкала амбарный замок и уплывала на лодке куда-то к острову. Но это был слух — и только.

В то утро шестиклассник Димка Терехин проснулся еще до первых петухов. Поежившись под стареньким полушубком, попробовал заснуть снова, но полушубок почти не согревал от сентябрьского холода, и Димка подумал, что пришла пора перебираться с сеновала, на котором ночевал все лето, в избу. Поджав чуть не до самого подбородка застывшие колени и крепко зажмурив глаза, полежал еще несколько минут. Холод, казалось, стал еще злее. И тогда Димка стал прикидывать в уме, чем бы заняться с утра пораньше, чтобы впустую не тратить время. Решение пришло неожиданно — проверить самодельные жерлицы на щук, которые смастерили вчера с Сережкой Бирюковым и поставили на Потеряевом озере возле причальных столбов, у камышей. Решительно откинув полушубок, Димка оделся, чуть не кубарем скатился по узенькой лестнице с сеновала и, перемахнув через плетень, очутился на улице.

Краешек солнца слабо просвечивал сквозь верхушки берез, загораживающих село. Димка огляделся и от удивления присвистнул. От дома Бирюковых к озеру на росной траве темнела полоска следов, а над озером и тальниками клубился такой плотный туман, как пена па парном молоке. Димка поправил старенькие сандалеты и припустил к тальникам. В тальниках было сумрачно и сыро, в белесой пелене с трудом просматривалась тропинка. Чтобы не заплутать в тумане, Димка решил прямиком выбежать к Гайдамачихиной лодке, а от нее повернуть влево по кромке песчаного берега к камышам. У воды туман оказался еще плотнее. Не разглядев сквозь него ни лодки, ни березы, Димка свернул на песок и с разбега чуть не налетел на Сергея, сидящего на корточках.

— Ты что, с печки сорвался?! — отшатнувшись от него и вскочив на ноги, спросил Сергей.

— Не… с сеновала… — запыхавшись, проговорил Димка. — А ты чего ни свет ни варя тут делаешь? Хотел без меня жерлицы проверить, да?

— Тоже на сеновале спал, колотун пробрал до костей.

— Проверил жерлицы?

— Ты, видать, встать встал, но еще не проснулся…

— Почему это не проснулся?… — обидчиво насупился Димка и уставился взглядом на песок. У ног Сергея лежала здоровенная щука с белым распоротым животом. От удивления у Димки даже глаза на лоб полезли. — Поймалась?! Зачем выпотрошил раньше времени? Надо бы в деревне целиком показать!.. — зачастил он.