Array Журнал «Фантастика и детективы» - Фантастика и Детективы, 2013 № 08

— Я на это не пойду, — решительно заявил Гончаров.

— Зря упираешься. Мы уже получили аванс за твой дуб, и базар здесь неуместен. У тебя нет выбора. Ты примешь наши условия, если не желаешь разделить судьбу Вологина? — заиграл желваками Седой.

В это время во дворе замигал фонарь.

— Что такое? — насторожился Седой и уставился на Гончарова.

— Замыкает иногда. Видно ветер усилился, — сказал лесничий.

— Рябой, выйди и узнай в чем дело, — бросил напарнику Седой.

Тот вскочил и бросился в сени.

Гончаров привстал, потянулся к окну.

— Сидеть, — рявкнул Седой и сунул руку в карман.

Гончаров сделал вид, что подчинился и в ту же секунду резко развернулся и заученным приемом ударил его сверху ребром руки по шее в сонную артерию. Седой рухнул под стол, словно куль с картошкой. Лесничий успел вытащить из-под кровати двустволку, когда на пороге возник Рябой. В полутьме Гончаров заметил, как расширились от страха глаза бандита. Лесничему показалось, что даже кепка Рябого сползла на затылок. Придя в себя, Рябой стал пятиться назад.

— Не дергайся, бросай оружие, — раздался позади твердый, как кремень голос.

Рябой рывком выхватил пистолет и попытался направить на лесничего, но тот в прыжке ударом ноги выбил оружие. И тотчас на руках бандита щелкнули наручники.

Стрижевский шагнул вперед и крепкой хваткой обнял капитана.

— Зарос, как леший, — похлопал Сажина по спине следователь. — Спасибо, брат, что все сделал, как учили. Мы за тебя очень переживали, особенно Юра с Марийкой…

— С него причитается, — устало улыбнулся Сажин, — такую женщину отхватил.

— А ты что, знаком с ней? — спросил Стрижевский.

— Только по фотографии, что нашел на кордоне.

— А в жизни она еще лучше, — сказал следователь.

По пути в город капитан Сажин рассказал Стрижевскому, что задуманная им операция в последний момент едва не оказалась под угрозой провала.

— Седой, как только увидел меня, тут же заявил, что встречал меня где-то раньше. И я вспомнил, что полгода назад в одном из притонов мы банду Жоры Паленого накрыли. Тогда одному из бандитов удалось скрыться. Подозреваю, что это и был Седой. Так что смена имиджа, — показал рукой на свою окладистую бороду и усы Сажин, — мне очень помогла.

— Я еще там, на Кавказе, понял, что ты редкий везунчик, — заметил Стрижевский. — Поэтому и остановился на твоей кандидатуре…

— На бога, как известно, надейся, а сам не плошай. Иначе удачи не видать.

— Это верно. Хитрого и опасного зверя со всей его сворой мы заманили в ловушку. И лес с делянки, разработанной бандой Седого, тоже в наш актив запишем, — улыбнулся довольный Стрижевский.

Владимир Компаниец

18 июня 1978 г.

Могу ли я хоть кому-то поведать о том, что произошло со мной? Доверить другому человеку кошмар, свидетелем которого я стал, и тем самым, возможно, навлечь на него опасность? Если, конечно, произошедшее не плод моего воспаленного мозга, а реальность, такая же, как стоящая передо мной на столе печатная машинка, или початая бутылка виски, или лежащий в кармане пиджака «дерринджер» — смертоносный малыш, с никелированным стволом и черной обоймой, вмещающей пять патронов. Ну, что же, вскоре всё встанет на свои места, и истина, какой бы она ни была, предстанет передо мной во всей красе. А пока у меня еще есть время, я запишу всё, что со мной произошло. И если этот кошмар всего лишь плод моего воспаленного мозга, то записи станут ярким свидетельством моего безумия. Если же нет, если этой ночью со мной произойдет нечто ужасное, я искренне надеюсь, что записи попадут в руки человека смелого и решительного, который не побоится придать их огласке и передаст мою исповедь в газеты.

С чего же начать? Пожалуй, с того утреннего звонка…

Чуть больше месяца назад я был поднят с постели настойчивым звонком телефона.

— Мистер Воннегут? — осведомился незнакомый прокуренный голос.

— Да, — машинально ответил я.

— Это из полиции, — и прокашлявшись, на другом конце трубки продолжили: — Моя фамилия Дженкинс. Я звоню по поводу вашего начальника. Ваш телефон записан первым в его книжке…

— Что-то с мистером Гаррисоном? — встревоженно спросил я, сбрасывая остатки сна.

— Он найден мертвым, в своем доме.

— О боже! — выдохнул я.

— Мои соболезнования, — сказал полицейский и тут же вернулся к делу. — Вы не могли бы ответить на некоторые вопросы?

— Конечно, я готов помочь.

— Прекрасно. Тогда жду вас сегодня, после часа, в семнадцатом участке. Знаете, где это?

Я сказал, что хорошо знаю город, и, попрощавшись, положил трубку.

«Вот тебе и на, — подумал я, — похоже, удача сама идет в руки».

Смерть Гаррисона открывала мне перспективы, о которых я раньше мог только мечтать. Как его заместитель, я был первым претендентом на пост главы нью-йоркского отделения компании.

На подоконнике стоял стакан с остатками виски, я сделал небольшой глоток и снова потянулся к телефону: нужно предупредить членов правления о том, что в компании назрели кадровые перестановки.

Я бы не хотел, чтобы у того, кто прочтет эти записи, сложилось неправильное представление обо мне. Я совсем не тот прожженный карьерист, что готов идти по трупам для достижения своих целей. Боже упаси, ничего подобного! Просто, ну вы знаете, как это бывает: старик-начальник, который давным-давно стал свадебным генералом, и молодой перспективный заместитель, выполняющий всю его работу, в ожидании, когда же босс соизволит уйти на заслуженный отдых и дать дорогу молодым. Ведь молодым нужно жить, работать, заводить семью, а мир устроен так, что на всё это нужны деньги, и чем больше вы зарабатываете, тем крепче стоите на ногах и тем больше можете себе позволить.

Потратив около получаса на разговоры, я взглянул на часы. Стрелка уверенно приближалась к одиннадцати. Субботнее утро пролетает быстро. Я наконец слез с дивана и убрал остатки вчерашней попойки. По пятницам я иногда расслабляюсь в небольшой компании в баре у Шона. Иногда беру с собой бутылку виски и полночи допиваю, глядя, как светлеет небо за окном спальни. В общем, нормальная холостяцкая жизнь, иногда скрашенная визитами «ночных бабочек» или шумными вечеринками, на которых собираются такие же одиночки, чтобы доказать самим себе, что в жизни у них всё не хуже, чем у других.

Еще у меня была Керолайн. Конечно, это не поступок джентльмена — вспоминать ее имя в записях, которые наверняка попадут на глаза постороннему, но поскольку она занимает важное место в этой истории, я ничего скрывать не намерен. Да, мы с Керолайн любили друг друга, хотя она и была замужем. Ее муж, известный художник-авангардист, малевал всякую чушь, покрывая полотна несуразными черными пятнами поверх кроваво-красных разводов. Но эту мазню с радостью выставляли лучшие галереи Манхэттена, и за них он отгребал немало денег.