Ирина Зарубина - Компромат

— Уговор дороже денег, — сказал как припечатал подполковник. — Посидите десять минут. Если хотите, могу заказать вам чаю.

— Нет-нет, не надо беспокоиться.

— Как знаете, — пожал плечами Редченко. — Впрочем, для чая у нас будет другое время…

И он удалился, прихватив с собой Венин снимок.

Клавдия откинулась в кресле и мучительно вздохнула. Господи, не хватало еще нахрапистых ухаживаний подполковника! На что только не пойдет человек ради своего ребенка…

Ждать пришлось долго, с добрый час.

— Соскучились? — игриво пророкотал Редченко, возникая наконец на пороге кабинета. — Я же говорил: закажу чаю — напрасно отказались.

— Ну? — нетерпеливо произнесла Дежкина.

Подполковник шумно опустился в кресло и швырнул фотографию на журнальный столик.

— Ничем не могу порадовать, Клавдия Васильевна, — сообщил он, вытирая испарину со лба. — Откуда у вас сведения, что эти люди — наши сотрудники?

— То есть? — не поняла Дежкина.

— Такие личности у нас не числятся.

Клавдии понадобилось несколько мгновений, чтобы осмыслить его слова.

— Не числятся? — для верности переспросила она. — А здесь нет ошибки?

— Разве только ошиблись вы, — развел руками Редченко.

Покинув здание, Клавдия проголосовала на перекрестке и остановила такси.

— Куда едем? — весело поинтересовался водитель.

— Вперед.

Когда дверь за женой закрылась, Федор Иванович взял швабру и поплелся на кухню.

Все разбежались — и Максим, и Клавдия, — оставив его в одиночестве со своими тяжелыми мыслями.

Федор Иванович разжег на плите огонь, наполнил чайник водой из-под крана и задумался.

Еще вчера ему в голову пришла отчаянная мысль, и теперь он решал, стоит ли приводить ее в исполнение.

Из кипящего чайника повалил пар, но Дежкин не замечал этого.

Он сидел с мрачным видом, уперев подбородок в тяжелые кулаки, и лицо его принимало все более и более суровое выражение.

Наконец Федор Иванович встал, отбросил в сторону швабру и, сильно прихрамывая, направился в комнату сына.

Порывшись в книжном шкафу, он извлек рулон ватмана, гуашь и толстые, из жесткой щетины кисти, а из-под кровати вытащил метровую линейку для черчения.

Улегшись животом на пол, Дежкин принялся выводить на ватмане аршинные буквы.

Полчаса спустя Клавдия поднималась по знакомой полутемной лестнице.

Давненько ей не приходилось бывать здесь.

Она нашла кнопку звонка и стала ждать, когда откроют.

— Я знаю, что ты дома, — заявила она, сделав паузу в трезвоне. — До утра буду звонить — не уйду!

Наконец за дверью завозились и щелкнул замок.

— Здрасьте! — прозвучал знакомый голос.

— Привет, — Клавдия без приглашения переступила через порог, — хорошо, что я тебя застала…

— А ты меня не застала, — возразил Чубаристов, — меня нет дома. Это какое-то недоразумение.

— В этом доме единственное недоразумение — ты сам, — отозвалась Дежкина.

Чубаристов невозмутимо пожал плечами.

— Ну вот, — усмехнулся он, — всегда вы так, женщины: врываетесь в чужую квартиру и еще осыпаете ругательствами…

— Это не ругательства, а чистая правда, — возразила Клавдия.

— Как будто правда не может быть ругательством, — в свою очередь возразил Чубаристов.

Дежкина прошла на кухню.

— Ну и грязища! Что, прибраться не можешь?

— Могу. Но не хочу. Ты явилась, чтобы учить меня житью-бытью?

— Не паясничай! — рявкнула Клавдия. Она присела к столу, порылась в сумке и достала фотографию. — Узнаешь?

— Ну?

— Без «ну», пожалуйста, — официальным тоном, как на допросе, потребовала Клавдия. — Я спрашиваю: ты узнаешь эту фотографию?

— Разумеется, дорогая моя, — расплылся в улыбке Чубаристов. Попытался обратить происходящее в шутку.

Однако Дежкина оставалась неумолима.

— Я была в архиве МВД, — сообщила она.

— Рад за тебя…

— Никакой Карапетян там не числится. И остальные тоже… как, ты сказал, их фамилии?

— Я не говорил, — хмуро ответил Чубаристов, уже понимая, что разговор принимает серьезный оборот.

Он с размаху опустил чайник на электрическую плиту.

— Что это значит, Витя? — наступала Клавдия. — Ты даже мне стал лгать? Смотри мне в глаза. За кого ты меня принимаешь. За круглую дуру?

— Клавочка… — начал было Чубаристов, но Дежкина перебила:

— Нет, дай-ка я скажу! Давно за тобой наблюдаю… Странный ты тип, Витюша, скользкий какой-то. Почему вокруг тебя смерть витает, а? До сих пор вижу перед глазами лицо того парня… сибиряка. Как его звали?

— Понятия не имею, — соврал Чубаристов.

— Неважно, — не настаивала Клавдия. — Зачем запоминать имена тех, кого все равно сводишь в могилу! Это ведь ты его пришил, верно, Витя?

— С ума сошла! — всплеснул он руками Впрочем, искреннего негодования не получилось.

— Ты, — подтвердила Дежкина. — Допрашивал, выслеживал, а потом и отправил «туда, откуда не возвращаются». Интересно, а как ты умудрился расправиться с Долишвили?

— Ты соображаешь, что говоришь?

— Соображаю, — уверила Клавдия. — Я специально интересовалась. Уж больно опытен был убийца. Ни следа не оставил, ни пятнышка. Так не бывает. Я лишь потом поняла, что следы ты сам и уничтожил, когда выехал с бригадой на место убийства. Самый надежный способ никогда не раскрыть преступление — расследовать его тому, кто все и совершил. Это не моя мысль, это истина.

— Не сомневаюсь, — криво усмехнулся Чубаристов. — Ты бы вряд ли до такого додумалась.

— Удивительная история получается, — продолжала, не обращая внимания на его слова, Дежкина, — за какое бы ты дело ни взялся, каждое трупами, как ракушками, обрастает. Мистер Смерть, да и только. А как ты умудрился до спортсменов-олимпийцев дотянуться? Они-то чем тебе мешали?

Чубаристов лишь сокрушенно качал головой, не находя, что ответить.

— Что с тобой стало, Витя? — прошептала Клавдия, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Следователь тире преступник… Убийца. Ну, опровергни мои слова… пожалуйста. Опровергни!

— Ничего ты не понимаешь, Клава.

— Возможно. Но я могу отличить расследование преступления от собственно преступления…

— Лучше бы ты мне ничего не говорила… Лучше бы молчала и даже не думала на эти темы. Мало неприятностей на твою голову? — Виктор устало провел ладонью по лицу. — Ничего я не должен тебе объяснять и не стану. Думай обо мне, что хочешь. Но раз уж ты умеешь отличать расследование от преступления, то попытайся также обнаружить разницу между убийством и возмездием…

— Громкие пустые слова.

— Пустые? — вскинулся Чубаристов. — Когда речь идет о твоей собственной семье, ты так не считаешь! Когда пасует официальное правосудие, на сцену выступают иные силы. Кто-то ведь должен восстанавливать справедливость.