Андрей Молчанов - Кто ответит? Брайтон-бич авеню

В подобных мыслях своего западного партнера многоопытный коммерсант Валерий Фридман был скучно и безраздельно уверен.

— Нет ли у вас для меня машины? — обратился Циммерман к чиновникам.

Фридман поднялся со стула.

— Я… отвезу вас, — произнес безучастно. — Не беспокойтесь. — Пожал руки присутствующим — с достоинством, даже надменно, приметив не без удовлетворения, что Циммерман невольно съежился. Укололо фирмача напоминание, что не праздно околачивается здесь Валера Фридман, и вопросом, кто он таков и зачем тут, никто не задается. А кроме того, существуют, увы, разные нюансы и подводные камни в пути следования этого уже подписанного контракта к успешному его воплощению.

Уже полгода, подобно слепому котенку, Циммерман тыкался по сторонам на широком, однако бесплодном рынке Страны Советов, тратил деньги, время, обнадеживаясь обещаниями весьма высоких людей, но, когда доходило до дела, все оказывалось пшиком. А кому и за что дарились подарки, во имя чего десятки лиц с внешнеэкономическими полномочиями упивались за его счет в валютных барах и колесили по Западной Европе с расплывчатыми задачами разного рода «ознакомлений» — представлялось загадочным.

Валерию долго пришлось втолковывать Эриху, что этим людям важен не результат, а процесс… И вовремя их знакомство состоялось, ибо еще чуть-чуть — и плюнул бы господин Циммерман на бизнес в этой стране обещаний, разгильдяйства, жульничества и отправился бы восвояси в родной Кельн.

Он же, Фридман, платил в ресторанах за Эриха так, как и положено платить хозяину за гостя, вопросы задавал по существу и в итоге заявил, что, дескать, уважаемый, здесь вам находиться не надо. Представительские функции вашей фирмы выполню я. И строиться будет работа следующим образом: я нахожу заказчика, проверяю его платежеспособность, а после даю телекс, оказываю визовую поддержку, и вы приезжаете уже на подписание конкретного контракта. По подписании контракта мы рассчитываемся и — ждем контракта следующего.

Серьезность своих слов Фридман сегодня доказал. Теперь оставался вопрос относительно расчета…

Оказавшись в машине, Циммерман первым начал этот весьма неприятный для себя разговор. Впрочем, как ему казалось, он обладал солидным козырем — уже подписанным документом…

— Валерий, — произнес он подчеркнуто сухо, — вы провели хорошую работу, но… покупатели сбили цену, причем сбили серьезно. Торговались за каждый узел, за любую мелочь…

— То есть, — покладисто заметил Фридман, — мой гонорар уменьшается.

— Да, я вынужден…

— До какой цифры?

— Ну… — произнес Циммерман в тяжком раздумье, — тысяч сто…

По интонации собеседника Фридман безошибочно вычислил подоплеку его мыслей: эти сто тысяч обозначены условно, платить, полагает герр Эрих, вероятно, не придется и вовсе. Не потащит же он эту валюту сюда, а там, на Западе, советский посредничек-мавр, делавший свое дело, бессилен, там он попросту не доберется к нему через заслон секретарш и охраны…

Конечно, охраны иной, официальной, а не той, что едет сейчас в двух неказистых автомобилях местных марок за их «БМВ»… Вся разница: и «БМВ» и охрана в текущий момент принадлежат Фридману…

— Как бы ни шли торги, — сказал Валерий, — но мою долю надо было учесть при любых обстоятельствах. Она незыблема. Или вы думаете, здесь все так просто? Нет, тут и госконтроль и эксперты… Иначе бы — все миллионы срывали, как цветы в поле…

— Но что я выигрываю, если…

— Выигрываете, не делайте мне мозги, — уверил Фридман. — И учтите: я прощаю вам этот финт, однако — в первый и последний раз. А контракт… неужели вы думаете, будто он что-нибудь стоит? Вы с ним в туалет можете сходить, с контрактом этим.

Циммерман издал странный звук, в котором лишь отдаленно угадывался вопрос «почему?».

— А потому, — сказал Фридман, — что здесь не Запад, и даже не Восток. Здесь зона полной внешнеэкономической безответственности, лживости и юридической недосягаемости. И цена любой бумаги, за любой подписью и печатью, здесь — ноль. А может — и полная, в бумаге указанная. Все зависит от людей и отношений… В том числе моих с вами и моих — с людьми из министерства.

— Хорошо, полмиллиона ваши, — произнес Циммерман таким тоном, будто действительно допускал такую мысль.

— Не сомневаюсь, — кивнул Фридман, подруливая под «кирпич» в отелю «Савой». — Через два дня, когда вы очутитесь в Германии, вам позвонит из Америки мой брат. У него своя фирма. Торговля, посредничество… И вы с ним подпишете контракт на эти полмиллиона. В свете настоящей сделки. Основания для контракта накатанные, юридически выверенные. А если не подпишете… можете, как я вам и рекомендовал, сходить в туалет…

— Ах, вот как! — усмехнулся Циммерман. — Забавный сюрприз…

— И… смиритесь с таковым сюрпризом. Эти полмиллиона вы совершенно очевидно теряете. Зато кое-что и зарабатываете. Во всяком случае, ваши российские похождения окупятся с лихвой. До свидания, Эрих. Я вас тоже поздравляю с удачной сделкой.

На новую свою службу у Фридмана Борис не сетовал. Выполнял обязанности телохранителя и шофера, когда хозяин выезжал на встречи и переговоры, бегал по многочисленным поручениям.

Зарплату шеф платил исправно, эксплуатировал Бориса в меру, оставляя ему свободное время и на халтуру в такси, и на массаж прихожан синагоги, и на подворачивающиеся гешефты.

От синагоги Боря не отрывался. К религии надо поближе, не уставал повторять он.

Двух котов, оставшихся от недопоставок в Вирджинию, сплавил набожной одинокой тетке Иосифа, к радости жены Риты, страдавшей от кошачьей шерсти аллергией, и жизнь вошла в стабильную наконец-таки колею. Однажды, о чем Боря впоследствии сильно переживал, он даже заплатил доллар за проезд в сабвее, ибо заходить с выхода почему-то стало лень, да и глупо признаться — неудобно…

Со вторым порученцем Фридмана Аликом Бернацким Борис быстро нашел общий язык, и неудивительно: роднили их одинаковый строй мыслей и аналогичные задачи. Кроме того, на пару с Аликом даже халтурили: возили новичков на своих автомобилях на экзамен по вождению в Конарси, Ред-Хук, зарабатывая по тридцатке с носа; выкрасили за двести долларов фасад синагоги, загнав часть краски налево, а в праздничной суете во время благотворительного ужина сперли из той же синагоги ковер, хотя зачем — неясно.

После раздумий ковер разместили в подвале дома Фридмана, где Алик обитал.

Кроме того, в штате Нью-Йорк официально разрешили просить милостыню, и каждый вечер приятели, надев джинсы, кожаные куртки, перчатки и темные очки, уходили в лабиринт сабвея, нагло окружали одиноких жертв, и зверским голосом Боря просил подаяние.