Ольга Лаврова - Следствие ведут знатоки

Однако что-то в нем Знаменскому почудилось неладное. Между прочим, глаза у Миркина отродясь были серые, а сейчас резко потемнели. С какой стати?

— Слушайте, Миркин, серьезно — с кем намечалась встреча?

Боря поусмехался тонкими губами, пригладил волосы.

— У меня, видимо, дикция плохая, никак не могу объяснить. Намечалась встреча с Наташей, красивой брюнеткой, страдающей от безденежья.

— Еще раз — посерьезней, Миркин.

— Гражданин следователь, шутка украшает жизнь. Вы не читали сборник «Музыканты шутят»? Однажды к композитору Верди…

Пал Палыч ничего не имел бы против Верди, если бы в тоне Бори не прорезалось вдруг нахальство. А нахальство на допросе требует пресечения.

— Оглянитесь, Миркин! Вы видите, где находитесь?

Тот невольно оглянулся: непрошибаемые голые стены, решетчатое окошечко под потолком.

— Думаете, вас посадили сюда, чтобы анекдоты мне рассказывать?

Миркин сник, но попытался все же удержаться в шутливых рамках:

— Я как-то читал в газетах «Положение о предварительном заключении». Насколько помню, юмор не запрещался.

«Ну-ну… А пальцы свои худые сцепил так, что костяшки побелели. Что-то ты мне не нравишься».

И Знаменский сказал с нажимом, доверясь интуиции:

— Чем пуще вы изображаете веселье, тем сильнее я подозреваю, что есть что-то, о чем вам не хочется… а то и боязно говорить.

Миркин отозвался нервной ухмылкой.

— Гражданин следователь, давайте не будем трепать друг другу нервы: всякие неопределенные угрозы и прочее… Застукали вы меня случайно — тряхнули этого дурака из «Ангары», он и накапал. А больше у вас ничего особенного нет, и за мной ничего нет, не о чем и толковать. Если желаете, пожалуйста, о погоде, о жизни, об искусстве.

— Хотите «потолковать за жизнь»? Тоже неудобная для вас тема. Три года вы торговали возле Столешникова в газетном киоске. И вдруг стали приемщиком в пункте скупки золота у населения. Как это вдруг переквалифицировались? Нетрудно было?

«И во сколько тебе обошлось это место? Чем ты за него заплатил или платишь?»

Ответ последовал с заминкой.

— Рассуждая логически — раз я здесь, стало быть, оказалось трудно. Не справился. Не оправдал доверия.

Всплеск настороженности Пал Палыч облек внешне в форму досадливо-равнодушную:

— Чьего доверия?

— Полагаю, вы знакомы с основами философии, — меланхолически протянул Миркин. — Я тоже в свое время любил брошюрки читать. Так вот ученые пишут, что любая истина относительна. Другими словами, ничего до конца узнать нельзя, всегда что-нибудь останется темным.

Знаменский положенными словами занес ответ в протокол, захлопнул папку и, обогнув стол, встал напротив Миркина. Тот тоже поднялся, но чувствовал, что разговор еще не завершен.

— Намерен дать вам совет.

— Дружеский, разумеется, — хмыкнул Миркин, снова сероглазый.

— Полезный. Когда мне намекают, что не шибко умен или кишка тонка, я, знаете, не обижаюсь. Но — беру на заметку. Намекать позволяют себе люди: а) просто глупые; б) без меры самонадеянные; в) надеющиеся на сильных покровителей. Запомнили квалификацию? И каждый из них при этом упускает из виду, что задевает в моем лице организацию, которая — если взъярится — всякую тьму высветит и всякую истину добудет, наплевав на ваши основы философии!

Тирада не содержала лукавства. Она в общем-то соответствовала действительности — при условии, если организация взъярится. Яриться же против Миркина смешно.

Пал Палыч отпустил его с миром, досадуя, скорее, на Мишу Токарева, который не вооружил следователя увесистыми фактами.

«Где же хваленая въедливость? Или я его переоценил? Или он меня — вообразив, что я на голом месте способен провести гениальный допрос».

В проходной тюрьмы Знаменский отметил время: четверть пятого. Уже пять минут ждет Миркина под часами «Наташа, страдающая от безденежья».

Мифическая Наташа была мужского пола, средних лет, среднего роста и среднего же умственного уровня. Между приятелей известная под кличкой Чистодел.

Он топтался под часами, пока не лопнуло терпенье. Борис обычно не опаздывал. Может, приболел? Чистодел двинул к телефонной будке.

— Миркина, пожалуйста. — Не расслышав ответа, повторил: — Товарища Миркина я прошу…

Он слушал, белесые бровки панически прыгали вверх-вниз.

— Как — арестовали, за что?!

Прахова рассказала. Дельно, обстоятельно. Помянула просьбу следователя позвонить и осведомилась, надо ли его ставить в известность, что Борисом интересовался… кстати, как вас по имени-отчеству?

Тут Чистодел торопливо заверил, что позвонит сам, трясущейся рукой записал продиктованный номер и, к разочарованию Праховой, повесил трубку.

А назавтра, когда над городом разливался великолепный закат, он маялся у окна в холле респектабельной гостиницы, ожидая Приезжего — так нейтрально велел себя именовать рискованный, опасный человек, периодически появлявшийся в серенькой жизни Чистодела. И короткие эти встречи нагоняли на Чистодела одновременно страх и восторг и поднимали в собственных глазах на геройскую почти высоту.

Но сегодня… Ох, как не с руки ему встречаться с Приезжим!

Однако тот уже надвигается кошачьей своей походкой, уже рядом. Чистодел поздоровался и опустился мешковатым задом на заграничный, неестественной длины диван — неровен час ноги откажут.

Приезжий сел рядом, оттенив неказистость собеседника.

— Ну?

— Лажа… — шепнул Чистодел.

— Точнее.

— В общем… не могу я товар взять.

Приезжий мимолетно улыбнулся струившейся мимо девице.

— Ты меня из Магадана вызвал шутки шутить?

— Да чтоб я сдох… Какие шутки! Человек, на которого я работал, сгорел.

— Приятно слышать. Ты тоже дымишься? — Приезжий поправил галстук, маскируя цепкий и стремительный огляд вокруг. Нет, в холле было «не мусорно».

— Я дымлюсь?! Да ни в жизнь! До меня им не добраться! — он сплюнул через левое плечо, но в тоне была убежденность.

— Тогда другого купца найди! — приказал Приезжий.

— Где его враз сыщешь… не семечки же… Недели бы хоть три…

— У меня командировка на четыре дня.

— За четыре дня — безнадега.

Чистоделу капельку полегчало. Показалось — труднейший рубеж позади. На секундочку показалось.

Приезжий заслонился от холла пестрым журналом с ближайшего столика и ударил в уши Чистодела свистящим угрожающим шепотом:

— Ты понимаешь, шкура, что ты наделал?! Ты меня вызвал — я прилетел. Я же не пустой! Во мне два кило. Что я теперь должен, как беременная сука, с товаром в брюхе мотаться, да? Нет уж, не выйдет! Бери, рассчитывайся, а дальше забота не моя!

Заячье сердце Чистодела застучало с перебоями.

— Да клянусь, если б я мог… Я на свои никогда не работал… У меня таких башлей в помине нет!