Мишель Бюсси - Не забывать никогда

— О’кей, ты выиграл. Я отказываюсь гадать.

С помощью щипчиков из нержавеющей стали она подцепила из банки два утиных бедрышка. Карминного цвета. Они произвели на меня впечатление ног, оторванных от тела новорожденного, которые судебный медик сохранил у себя в банке. И хотя я не шелохнулся, Мона заметила мое отвращение. Она положила мне руку на плечо.

— Я точно знаю, что ты не убийца! Мне такого ни разу не приходило в голову. Но кто-то в это верит…

От вида вываренного мяса мне захотелось блевать.

— Почему я, детективы хреновы?

Мона задумалась. Глядя на ее сосредоточенную мордашку землеройки, отражавшую высочайшую степень концентрации мысли, на трепещущие ноздри, сжатые ресницы, передние резцы, закусившие нижнюю губу, я на миг смягчился.

— Почему ты… Хороший вопрос, Джамал. Ты бывал в Ипоре? До этой недели?

— Нет…

Ее зубы, готовые впиться в меня, отпустили нижнюю губу.

— Я хочу правду, Джамал! Я не полицейский. Если хочешь, чтобы я тебе помогла, прекращай играть.

— Нет, говорю же тебе. Но намеревался.

— Джамал, объясни.

— Лет десять назад я чатился в Сети с одной девчонкой, она мне нравилась, я подцепил ее на уик-энде на пляже, она собиралась ехать в Этрета, но для меня тамошние цены неподъемны, поэтому я заказал гостиницу здесь, в Ипоре.

— А дальше?

— Дальше? Как только эта скотина увидела, что ее прекрасный принц без одной ноги, она отказала мне в медовом месяце.

— А ты ей не сказал?

— Нет. Забыл поставить у себя под столом веб-камеру…

— О’кей. И ты так никогда и не доехал до Ипора?

— Ни разу!

Мона рассмеялась и разлила в бокалы бержерак.

— Жаль. Придется добавить твое отмененное свидание в Ипоре в список совпадений! А зачем ты приехал сюда на этой неделе? Неужели в мире нет других мест, где можно готовиться к твоей колченогой прогулке по ледникам?

— Несколько месяцев назад я по телефону ответил на какую-то анкету. Что-то там о туризме в Нормандии. Разыгрывались призы. Я выиграл неделю в гостинице в Ипоре, с полупансионом. Сама понимаешь, я недолго колебался, соглашаясь запереть себя в этой дыре.

— Понимаю.

Мона опустошила свой бокал, пошла к окну, затем подняла глаза к башенке, тень от которой взметнулась высоко над крышей.

— И все же надо быть разумным, Джамал, я не смогу приходить сюда ночевать. Жандармы быстро установят, что мы знакомы. Завтра утром они явятся в «Сирену» с судебным поручением.

Я подошел к ней и обнял за талию.

— Но до завтрашнего утра у нас ведь есть время?

Ее взгляд заскользил по моему торсу и густым темным волосам на груди, полный контраст со светлым махровым халатом.

— Не здесь, — прошептала она, устремляя взор к гнезду орла. — Там, наверху…

Мона решила принять душ и только потом присоединиться ко мне в самой верхней комнате виллы. Я услышал на лестнице ее шаги. Она тоже закуталась в халат Kevin Klein. Рубинового цвета.

Одарив меня поцелуем в губы, она полюбовалась окрестностями, уснувшей долиной и слепыми волнами, лизавшими берег, а затем, подойдя к одному из окружавших нас книжных шкафов, схватила за торчащий уголок книгу и вытащила ее. Грациозно уселась на стол, покрытый пурпурной кожей.

— Морис Леблан! — провозгласила она, раскрыв желтый томик. — Отец Арсена Люпена. Свои первые романы он написал здесь, в Вокотте. Здесь даже разыгрывается действие одного из его рассказов…

Мне наплевать, что она говорит.

Я хотел забыть дело Варрон–Аврил–Камю.

Хотел забыть жандармов, которые шли за мной по пятам.

Хотел забыть все, кроме белого тела Моны, закутанного в рубиновый халат.

Она закинула ногу на ногу; махровый халат, перетянутый на талии поясом, слегка приоткрылся.

— Послушай, Джамал, этот рассказ Мориса Леблана должен тебя заинтересовать. История одного бедолаги, который проходил мимо шикарного дома в Вокотте. Его звали Линан. Забавное имечко, ты не находишь? Он проник в дом с намерением стянуть чего-нибудь съестного, чтобы накормить своих голодных детей. Но ему не повезло: в его присутствии хозяин дома выпустил себе пулю в лоб. Самоубийство!

Подойдя к ней, я медленно развел в стороны полы халата, чтобы освободить ее белые, словно алебастр, груди.

— А потом? — прошептал я.

С едва слышным шелестом халат медленно соскользнул на стол, обнажив ее тело до талии. Теперь Мона напоминала красный плод, с которого сняли кожицу, чтобы добраться до мякоти. Она позволила моим рукам разгуливать по ее груди. В ее голосе зазвучали хриплые нотки, но она не потеряла нить рассказа:

— Жуткий грохот, Линан запаниковал, что-то уронил, прибежал слуга, увидел у ног Линана тело своего хозяина… Нетрудно догадаться, что потом. Арест. Процесс. Все думают, что это бедняга Линан убил хозяина дома, никто не верит в самоубийство.

Мои руки продвинулись еще ниже и теперь ласкали живот, замирая возле рубинового пояса, завязанного ниже пупка.

— И чем все кончилось? — прошептал я ей на ухо.

Она вздрогнула, вскинула голову и подняла книгу на уровень глаз.

— Мммммм… Ты хочешь, чтобы я прочла тебе последние строки? Слушай, это очень поучительно, тебе понравится.

«Служитель правосудия возвестил о начале утра.

— Приготовьтесь к смерти, Линан.

Над ним совершили последний туалет. Его связали. Он позволял делать с собой все, что они считали нужным — словно покорное животное, словно вещь. Они должны были подвести его к эшафоту.

Зубы его стучали. Он заикался.

— Я н-не… не убивал… Не убивал».

Мои пальцы развязали обмотанный вокруг талии пояс, и он соскользнул вниз. Полы красного махрового халата распахнулись, словно лепестки розы с первыми лучами солнца.

— «Эшафот», — прошептала Мона. Рассказ, опубликованный в газете «Жиль Блаз» 6 февраля 1893 года. Один из первых памфлетов против смертной казни!

Продолжая сидеть на столе, она отложила книгу в сторону. Она напомнила мне мадам Кончетти, преподшу по английскому, которая любила вот так сидеть, отчего весь наш класс просто тащился. Конечно, преподша была чуть более одетой.

Мои руки заскользили по обнаженным бедрам.

Самоубийство? Невиновный. Липовый убийца.

Спасибо, Мона. Посыл понят.

— И ты хочешь, чтобы я сдался фликам?

Когда, опершись на стол, я губами прижался к ее шее, она, словно фокусник, ногой развязала на мне пояс халата. Не довольствуясь этим подвигом, она принялась пальцами ноги исследовать мое тело, скрытое под складками светлой махровой ткани.

Внезапно, растопырив пальцы, она уперлась обеими руками в мягкую кожу стола и изогнулась. Груди взметнулись к небу. Две вершины-близнецы, рожденные одним вулканом. Обеими руками я сжал их, в то время как мой язык, словно с горы, спускался по ее животу, и я пьянел от этого бесконечного спуска, завершившегося на подстриженном и влажном газоне.