Мишель Бюсси - Не отпускай мою руку

Надеюсь.

Мне не очень нравится лагуна. В ней и воды-то почти нет. Это вроде маленького бассейна, лягушатника, куда набросаны всякие штуки. Штуки грязные и колючие. Чтобы ходить по лагуне, надо обуваться в пластиковые сандалии, а от них все ноги красные.

Папа с мамой говорят, что лагуна лучше бассейна, что если я хорошенько присмотрюсь, если наберусь терпения, то увижу разноцветных рыбок. Ну хорошо, рыбок я уже видела. Я не идиотка. Маленькие черно-белые рыбки. Они плавают рядом с кораллами. Мама говорит, коралл — это потрясающе красиво, но на самом деле это всего-навсего скала в воде, она колется, и в ней прячутся рыбы. Когда я плаваю с нарукавниками, мне кажется, что коралл сейчас обдерет мне кожу на коленях…

Лагуна — это опасный бассейн, где можно только ходить.

И ходить-то надо осторожно. На дне растут водоросли. Когда к ним приближаешься, кажется, что это рыба трется о твои ноги, но нет, это что-то вроде мерзкого липкого салата, который тебя облизывает, а потом волдыри остаются. На дне есть даже огромные волосатые слизняки. Ужасные! Мама говорит, что они безобидные, это морские огурцы, их так называют, потому что китайцы их едят. Есть слизняков! Странно все-таки, тем более что здесь все магазины и даже все рестораны скупили китайцы. Мама иногда болтает сама не знает что. И еще папа и мама говорят, что я всегда всем недовольна, хотя сами никогда не купаются.

— Папа, может, пойдем уже?

— Скоро пойдем, Софа. Не уходи далеко.

Теперь папа лежит на пляже, под деревом с толстыми корнями, похожими на змей. Папа никогда не слушает, что я ему говорю. Я уверена, если я сниму нарукавники, он этого даже не заметит. Он мне все время повторяет, чтобы я была осторожна и внимательна, но сам никогда на меня внимания не обращает.

Вот — я состроила ему рожу, просто так, чтобы убедиться, что он ее и не заметит. Папа — он всегда так делает — поднимает глаза, спрашивает, все ли в порядке, не жарко ли мне, не замерзла ли я, велит оставаться рядом и тут же уходит в свои грустные мысли… Он смотрит мимо, куда-то не туда, как будто в воде есть кто-то еще. Только не я, а ребенок-невидимка. Один раз он даже имя перепутал.

Он назвал меня Алекс.

Как будто разговаривал с призраком, которого никто, кроме него, не видит.

Папа иногда бывает такой странный.

Особенно с тех пор, как уехала мама.

Все-таки лучше бы мы пошли в бассейн. Вода там теплее, и она синяя-пресиняя. И он не такой большой. Я смотрю на море так далеко, как только могу. Если бы мне хватило смелости, я бы пошла прямо туда, где море глубокое и где кораллы не обдирают ноги. Хотя бы для того, чтобы поглядеть, заметит ли это папа. Вдали вода ломается как стекло. Шум такой, что даже немножко страшно. Мама мне объяснила, что это коралловый риф. Это подводная стена, которая нас защищает, с той стороны, кажется, есть акулы.

— Папа, давай вернемся в бассейн?

Теперь я уже привыкла, что все надо повторять по меньшей мере три раза, все громче и громче. До тех пор, пока он не услышит.

9 ч. 33 мин.

Марсьяль не слышит. Он всматривается в лагуну. Пустую.

Он должен взять себя в руки, должен действовать, а главное — не противоречить себе. Должен связно отвечать полицейским. Должен выработать стратегию и придерживаться ее. И быть настороже. У него не осталось выбора, теперь все пойдет очень быстро. Сколько у него есть времени? Самое большее — несколько часов? Ему нельзя расслабляться.

И все же он не может собраться с мыслями. Перед глазами у него туман. Лагуна все та же, только домов вокруг меньше. Нет проката катамаранов, нет продавцов мороженого. Только казуарины, охраняющие пляж. И солнце садится. На песке осталось всего несколько брошенных игрушек. Красное ведерко. Желтая лопатка.

Маленькая фигурка в воде. Шестилетний мальчик.

Один.

— Па-а-а-апа! С меня хва-а-а-атит! Пойдем в басе-е-е-ейн!

Марсьяль выныривает на поверхность.

— Да, Софа, да. В бассейн? Мы же только приш…

Он недоговаривает.

— Хорошо, маленькая моя, идем в отель.

Девочка выходит на берег, стаскивает нарукавники и сандалии.

— А когда мама вернется?

— Скоро, Софа. Скоро.

11 ч. 45 мин.

За те тридцать лет, что Кристос потягивает свой ти-пунш [17] Креольский коктейль, в который входят ром, лайм и тростниковый сироп. на террасе, Сен-Жиль сильно изменился. Конечно, он уже не застал ни старинной рыбацкой деревни, ни железной дороги, по которой катили из Сен-Дени поезда с мужьями, спешившими к старательно оберегавшим под зонтиками белизну кожи женам и детям. Зато он своими глазами видел перемены в девяностых, когда остров еще верил, что когда-нибудь станет похож на старшего брата — Маврикия. При нем в центре туристической столицы Реюньона построили современный яхтенный порт. Неплохая была идея… Ручей давным-давно не достигал моря, разве что во время циклона; он замирал у края пляжа, не добежав нескольких метров до финиша. Планировщики дали городу выход к океану, тщательно разделив приморский комплекс, — яхты, рыбалка, дайвинг; свежевыкрашенные рыбацкие лодки, желтые пластиковые стулья в ресторанах, дорогое дерево клубных причалов, нежные тона детских лодочек в миниатюрном порту, розовые крыши Нотр-Дам-де-ла-Пе, серые мостики над оврагом с застоявшейся водой, белые хижины, взбирающиеся по склону бесплодного холма, — и все это буйство красок в обрамлении пальм, что застройщикам хватило ума не срубить.

И черный цвет.

Недвижимость взлетела в цене, и креолы отступили в верхнюю часть города, в квартал Каррос, но толпой спускаются в порт, чтобы ловить рыбу с пирса или с лодок.

Все получилось отлично! Если не считать того, что авторы замысла, должно быть, мечтали о рыночной площади с шумной толпой, а не о полупустых террасах баров.

В этом отношении, по крайней мере, Кристоса нельзя упрекнуть в том, что он не прилагает усилий.

Он, Жан-Жак и Рене — единственные клиенты Морского бара. Отсюда можно вволю налюбоваться яхтами, а также задами двух десятков креолов-удильщиков, сидящих на разноцветных ящиках.

Жан-Жак на них не смотрит, он уткнулся в местную газету.

— Ну что, пророк, красотку все еще не нашли?

Кристос прикладывается к стакану. Ром здесь не идет ни в какое сравнение с тем, который наливает Габен в «Аламанде», зато пейзаж несравненный.

— Это не подлежит разглашению, ребятки…

— Ага, как же, — отзывается Рене. — Раз в жизни в этой стороне хоть что-то произошло.

Кристос вместе со стулом выбирается из-под зонта.

— Или тогда поите меня…

Жан-Жак, наливая себе пиво, разглядывает стоящую на столе бутылку рома, чашу со льдом, фисташки, треугольные пирожки. Всего вволю. Чем меньше клиентов, тем усерднее их обхаживают…