Валерий Рощин - Преступление века

— Конопатов!

— Я!

— Марченко!

— Я!

— Кочеров!

— Я!..

Старший камеры уже несколько раз легонько и незаметно толкал Аркадия локтем в бок, призывая замереть и не крутить башкой, потому как Злыдень, поигрывая здоровенной, сделанной по индивидуальному заказу дубинкой, мерил шагами коридор в опасной близости. Но новичку-пофигисту, как назло, приспичило громко — в голос чихнуть, а затем и закашляться. Наконец Лис с облегчением услышал выкрикиваемые фамилии сокамерников:

— Гориев!

— Я!

— Райков!

— Я!

— Брель!

— Я!..

Вот-вот должна была прозвучать вновь приобретенная фамилия бывшего фээсбэшника, однако ж, занятому в этот момент устранением последствий простуды Левитану, было не до переклички. Словно клоун-фокусник на арене цирка, он стал вытягивать за уголок из кармана здоровенный — метр на метр, носовой платок. Несколько контролеров уже беспокойно посматривали в его сторону; майор подошел чуть ближе. В конце концов, и всесильный хозяин исправительных заведений с гневным интересом воззрился на тупого и не имеющего представления о Дисциплине разгильдяя. Тот же, не замечая сгущавшихся туч, что есть мочи сморкался…

— Яньшин!

— Я!

— Конышев!

— Я!

— Левитан!

— Здесь… — шепотом промямлил Лавренцов, аккуратно складывая аршинный платочек в тридцать два раза.

— Пирогов! — хотел продолжить перекличку прапорщик, но не тут-то было…

— Не понял, — медленно процедил Добрый, делая первый шаг к обреченной жертве.

Все глашатаи разом умолкли, а майор вмиг оказался подле полковника. Боковым зрением Аркадий заметил, как Лис втянул голову в плечи и перестал дышать, как округлились глаза уголовников из их камеры…

«Господи… Когда же ты ниспошлешь мне спокойной старости? — пронесся в голове отставного борца с терроризмом закономерный вопрос перед порцией очередных неприятностей. — Или прикажешь до посадки в инвалидную коляску кулаками махать? Ладно, на все твоя воля. Как скажешь…»

— Его фамилия!? — непонятно к кому обратился Злыдень, сильно ткнув при этом в грудь Лавренцова дубинкой.

— Левитан Ю и Б, — тут же ответил прапорщик с незаконченным начальным образованием.

— Так ты, значиться, только на иврите понимаешь? — надменно осведомился Добрый.

Юрий Борисович молча прятал в карман платочек. Чиновник же, не получив ответа на антисионистскую провокацию, снова ткнул арестованного «еврея» палкой из твердой резины, на сей раз в солнечное сплетение.

Ожидаемой реакции не последовало — Левитан не скорчился от боли, не стал хватать ртом воздух, а спокойно и с едва заметной саркастической улыбочкой пообещал:

— Еще раз ткнешь — в башке будет звенеть дольше, чем мне придется сидеть в карцере.

Пожалуй, если бы сейчас перед властным солдафоном вдруг, по мановению волшебства, вырос из-под земли министр юстиции или, пуще того, соткалась бы из атомов антиматерии плоть Президента Российской Федерации, масштаб его изумления был бы не столь велик. Но подобная угроза, прозвучавшая здесь — в стенах, где Андрей Яковлевич уже несколько лет правил бал и ощущал себя едва ли не единоличным владыкой с контрольным пакетом акций, напрочь лишила его дара речи, способности пораскинуть мозгами, а заодно и чувства самосохранения…

Форменное окружение, обалдевшее не меньше начальника, попросту не успело предпринять каких-либо действий и предотвратить беды. Рука Доброго непроизвольно дернулась, как будто наперекор сознанию вновь подняла дубинку и резко выбросила ее вперед, в направлении печени подследственного…

Ответного движения почти никто не узрел — резкий, короткий удар пришелся точно в подбородок. Начальник Управления, утеряв сознания мгновенно — еще будучи на ногах, рухнул плашмяком всей свой рыхлой массой, прилично грохнув при этом затылком об пол.

Над обширным помещением каземата повисла гробовая тишина…

— Я же предупреждал! — шептал через минуту один из контролеров майору, — конвой передал: он, видать, спецназовец… И с мозгами не все в порядке — на улице ни с того, ни с сего людей колбасил и машины плющил! Я же предупреждал!..

После случившегося конфуза, над толпой арестантов пронесся одобрительный ропот, обозначавший бесспорную и бессрочную индульгенцию новичку в мир авантажной преступной уголовщины. Во избежание беспорядков, сотрудники СИЗО спешно загоняли людей в камеры. Над лежавшим без движения Злыднем колдовали два прапора: один делал несчастному искусственное дыхание способом «рот в рот», другой норовил хлестануть полковника по бледным щекам. На руки смиренно опустившего взгляд виновника ЧП, надели наручники и обступили со всех сторон четверо сержантов. О дальнейшем применении силы в адрес мощного мужика, умело калечащего себе подобных, помыслов у работников Системы исправительных дел боле не зарождалось.

В это время, проходивший мимо компании контролеров Лис, что шепнул одному из них на ухо и исчез в камере…

— В карцер, — сурово приказал майор Щеглов.

— Есть! — перепуганным хором отвечали контрактники и, с вежливой опаской взяв Левитана под руки, заискивающе предлагали: — не пройдете ли с нами, гражданин Юрий Борисович?

В узеньком, холодном помещении карцера, скрючившись на каменном полу и прижавшись спинами друг другу, лежали двое мужчин. Один — пожилой и щупленький изредка вздрагивал и заходился в приступе долгого кашля, другой — покрепче и помоложе, тут же просыпался, лез в карман и доставал кулек с таблетками. В слабом свете дежурной лампы, спрятанной в нише над входом, он выбирал несколько пилюль различного размера и протягивал старику. Тот безропотно глотал лекарства, нащупывал жилистой рукой алюминиевую кружку, осторожно делал маленький глоток ледяной воды и вновь укладывался, бормоча:

— Ох, благодарствуйте добрий человек. Сам Господь послал вас сюда мне в поможение, сам Господь… Вас как по имени и отчеству?

— Спите отец, завтра познакомимся… — отвечал Лавренцов, чувствуя как дед мастит продрогшую спину поближе к нему, — вот станет вам получше, обо все и потолкуем…

— Ох, вэрно… Утро завсегда краше бессонной ночи. Ну да я уже сплю…

Утром Блюм действительно почувствовал облегчение. Температура после изрядной дозы аспирина спала, а удушливый кашель мучил только когда тот без умолку благодарил спасителя за чудом доставленные снадобья.

— Называйте меня Юрием, — представился, наконец, новый сосед, — а о вас, Моисей Карлович, я премного наслышан.

— Вот как!? — удивленно вскинул брови мастер-оружейник, — ви, возможно, будете обэскуражены, но та слава обо мне, что витает в криминальной срэде, давно раздражает и приносит жуткий врэд.