Маргарет Марон - Дочь бутлегера

Высоко в небе лениво кружил краснохвостый ястреб, поймавший восходящий поток. «Да, он летал на крыльях ветра…»

Устроившись поудобнее спиной на стволе ивы, я решила немного отдохнуть, слушая пение птиц и цикад… Отдохнуть до тех пор, пока зимородок не нырнет, указывая на пробуждающуюся активность рыбы под водной гладью… До тех пор, пока…

Солнце уже склонилось к вершинам деревьев. Проснувшись от запаха табачного дыма, я открыла глаза, оставаясь неподвижной.

Тяжелые башмаки. Длинные жилистые ноги. Выцветшие шорты, стиранные столько раз, что ткань стала мягкой, словно ситец, и скорее белой, чем цвета хаки.

По мне разлилось ощущение блаженства. Подняв взгляд выше, выше, выше, я увидела глаза, голубые словно васильки. Я потянулась будто спящий ребенок, забыв о том, что мы поссорились и не разговариваем друг с другом.

— Привет, папа, — зевнув, сказала я.

— Привет, девочка. — От недоверчивости, если она и была мгновение назад, не осталось и следа. Выбросив окурок, отец сел на корточки на траву рядом со мной, глядя на пруд. — Много наловила?

Поднявшись на ноги, я стиснула его в объятиях с такой силой, что белая соломенная шляпа едва не отправилась в пруд.

— Так, это еще что такое? — проворчал отец, однако не пытаясь отстранить меня.

— Я надеялась, ты клюнешь на мой крючок, — улыбнулась я. — Черви просто страшно щекочутся.

Рассмеявшись, отец надвинул шляпу на лоб, взял удочку и сказал те самые слова, которые неизменно говорил мне, когда я была маленькой девочкой:

— Будешь ловить рыбу вместе со мной — сама клюнешь на собственный крючок.

Достав из банки с наживкой личинку, я протянула половину отцу, а вторую насадила на свой крючок и закинула удочку.

Как только крючок скрылся под водой, кто-то сразу же схватил червя, утаскивая красный пластмассовый поплавок в бурые глубины. Удилище изогнулось чуть ли не под прямым углом, и я быстро дернула концом, чтобы закрепить крючок в губе, после чего начала осторожно вытягивать леску. Рыбина сопротивлялась, но я не ослабляла натяжение, и вскоре над поверхностью воды показалась короткая и толстая извивающаяся тень. Вытащив ее на берег, я вытащила крючок изо рта бьющейся полфунтовой краппи.

Не успела я бросить рыбу в ведро, как папа вытащил ей в компанию другую, чуть побольше.

— Проголодались, малыши, да? — заметил он, когда в нашем ведре уже толкались три, четыре, пять рыбин.

— Это столько, сколько я готова чистить, — сказала я. — Тебе рыба нужна?

— Нет. Мейди готовит пирог с цыпленком.

— Вот как?

Пирог с цыпленком всегда был одним из моих излюбленных блюд.

— С салатом из шинкованной спаржевой капусты.

Еще одно мое любимое блюдо. Вероятно, Минни или Сет схватились за телефон, как только я вышла со двора.

— Ты приглашаешь меня остаться на ужин?

— Просто сообщаю, что еды достаточно.

— Ты всегда своеобразно выражаешь свои мысли, — с издевкой произнесла я.

Не сговариваясь, мы опустили поплавки до конца лески, чтобы крючки болтались у самой поверхности и не привлекали крупную рыбу, после чего от души насадили наживу. Как только черви опустились в воду, вокруг них закружились десятки мелких рыбешек, и наши поплавки дергались и плясали до тех пор, пока крючки не были объедены дочиста.

Мы развлекались так до тех пор, пока не израсходовали всю наживку. Над водой удлинились тени. Воздух наполнился золотистым свечением. Я чувствовала абсолютное спокойствие.

— Девочка!

— Гм?

— Кто написал эти мерзкие письма?

— Не знаю, папа.

— Ну а на кого ты думаешь?

Я пожала плечами.

— Ни на кого. Это полная бессмыслица.

— Тогда как насчет того, что я заколю свинью и устрою в твою честь большой пикник?

Развернувшись, я недоуменно уставилась на отца. Узнав о моем намерении бороться за кресло судьи, он страшно рассердился и попытался заставить меня снять свою кандидатуру. Мы наговорили друг другу много гадостей.

— Я по-прежнему не понимаю, зачем тебе нужно становиться судьей, — продолжал отец, — но если ты этого хочешь…

Я внутренне напряглась.

— Ты собираешься купить мне эту должность?

— Я просто не хочу стать тем, из-за кого ты потерпишь поражение, — произнес отец с таким смирением, которое я никогда не слышала в его голосе.

Тишину разорвали пронзительные крики. Краснохвостый ястреб опустился почти до вершин деревьев, и на него налетели три вороны, пытаясь прогнать прочь.

— Терпеть не могу ворон, — сказал папа. — Ястреб — он стащит весной одного-двух цыплят, а ворона будет все лето клевать кукурузу, а осенью обчистит деревья пекана. Только взгляни, как они гоняются за ястребом — храбрые лишь тогда, когда их много.

Он проводил ястреба взглядом зорких голубых глаз. Ему уже восемьдесят два года, однако он по-прежнему знает, что значит жить как ястреб и чувствовать за спиной острые клювы трусливых ворон.

— Как ты смотришь на то, что я останусь на ужин? — спросила я.

В субботу утром я проснулась, готовая к худшему. Одному богу известно, сколько листовок было разложено по почтовым ящикам; в полдень в пятницу вышел «Леджер» с нашим заявлением; вся моя обширная родня так и рвалась в драку.

И что же произошло?

Ничего, черт побери.

Всякий раз, когда мы начинаем считать себя центром мироздания, мироздание, обернувшись, рассеянно вопрошает; «Прошу прощения, как, вы сказали, вас зовут?».

О, позвонили друзья, недоумевавшие, что происходит, однако в остальном царила полная тишина. Второй тур выборов окружного судьи — сущий пустяк по сравнению с соперничеством Харви Гантта, бывшего чернокожего мэра Шарлотта, пользовавшегося симпатиями избирателей западных районов штата, и Майка Изли, белого окружного прокурора из Саутпорта, которому отдавали предпочтение жители побережья.

По крайней мере, новых листовок не было.

Сын Хейвуда Стиви разбил своих кузенов и друзей на отряды, и они разъезжали по Коттон-Гроуву и Блэк-Крику почти до двух часов ночи, вооруженные блокнотами, куда записывались номера и описания всех подозрительных машин, таинственная деятельность у почтовых ящиков и вообще все необычное.

— И никто ничего не видел? — спросила я, когда Стиви позвонил утром.

Тот рассмеялся.

— Ну, не совсем так. Как-никак, это был вечер пятницы. Забавно, как много любопытного можно увидеть, если просто держать глаза открытыми.

— Все равно, благодарю за помощь.

Я отправилась сначала в Уиддингтон на званый обед с участием самых уважаемых жителей города, затем на заседание художественного совета Коттон-Гроува, где мне пришлось ответить всего на три доброжелательных вопроса относительно листовок.