Николай Зорин - Ловушка памяти

Мысли уплывают, мысли разбегаются. И главное он совершенно забыл. Что там было главным?

Ребенок. Ребенок был главным, ребенок был целью, все вышло из-за ребенка. Ребенок и разбил этот год.

Но и это не то. Сейчас главным является не это.

– Наташа!

Да, она сейчас – главное. Почему она так печально смотрит? Жалеет его за то, что он никак не решится сказать? И чего она так боится? Того, чего он не решается ей сказать?

Надо выпить вина, и тогда станет легче. Как-нибудь закончить этот злосчастный тост и наконец выпить.

– За нас, Наташенька!

Вино не помогло, от вина стало еще хуже. Слезы накатили, и никак невозможно остановиться. Слезы! Он не плакал сто лет, он с глубокого детства не плакал, а теперь вот…

– Максим! – Женщина бросается к нему. – Ты плачешь, Максим? Перестань, перестань, ну не надо, не надо !

Он и сам знает, что не надо, да как перестать? Перестать не получается.

– Наташенька, милая! Прости меня. У меня просто нет выхода. То есть не было до этого, а сейчас… а сегодня…

Сколько там времени? Как посмотреть? Отогнуть рукав и глянуть на часы? Невозможно! Наталья заметит, обидится, решит, что он тяготится праздником, который сам же затеял.

Настенные часы! Они всегда показывали точно. Семь тридцать. Осталось совсем немного – совсем немного потерпеть.

– Ты прости меня, Наташенька! Это единственный выход.

И нужно спешить – спешить досказать, спешить проститься. Потому что… Потому что выход – да ведь теперь стало совершенно ясно, в чем состоит этот выход .

Семь тридцать пять. Пора!

– Наташенька, ты прости! Это… Я сейчас… Прости!

Это там, в другой комнате, нельзя у нее на глазах. Она обязательно попытается спасти, не понимая, что спасти его и ее другим способом невозможно.

Семь тридцать восемь. Две минуты на то, чтобы осмотреться. Окно. Стекло немного дребезжит, но это ничего, она не услышит. Ветер в лицо, больно не будет, и все наконец-то закончится. Это единственный выход, для него и для них – обеих его любимых женщин.

Ветер в лицо. Оттолкнуться ногами от подоконника и прыгнуть…

Радость, счастье, какое блаженство! Оказывается, он мечтал об этом всегда.

Кладбище. Свежевырытая могила. Люди по очереди подходят к гробу. Наклоняются над покойным, что-то говорят, прощаются, некоторые целуют в лоб. Лица прощающихся неясны, размыты, черты их рассмотреть невозможно – просто люди, единая масса, вероятно, неблизкие родственники и знакомые. В головах гроба сидят, обнявшись, две женщины – Наталья и другая, незнакомая. Обе плачут так безутешно, что вся безликая масса им даже завидует. И покойному тоже завидует: ведь если они так плачут, значит, нет для них никого дороже. Может быть, для этого даже стоило умереть.

Вот одна, не Наталья, другая, наклоняется над гробом, гладит покойного по лицу – очень нежно и бережно – и шепчет, тихо-тихо, но различить слова можно, если вслушаться:

– Спасибо тебе, ты нашел для нас выход.

Вторая, Наталья, тоже подхватывает:

– Максим, спасибо, ты один нашел выход для нас троих .

– Ну, и что это за хренотень? – Андрей вытащил из пачки сигарету, закурил и выжидательно посмотрел на Вениамина.

– Впечатляет? – Вениамин достал диск из камеры, бережно положил его в коробочку. – Скажешь, нет?

– Знаешь, меня как-то компьютерные игры в смерть совсем не трогают, до лампочки мне все эти игры. И я не понимаю, какого черта ты высвистнул меня из дома, да еще именно сегодня. Мы с Настей собирались…

– Да подожди! Все не так просто, я тебе сейчас объясню.

– Объясни, объясни. А потом объясни Насте, почему я, вместо того чтобы провести вечер с ней, провожу его с тобой за просмотром какой-то компьютерной чуши. Нет, фильмец забавный, прямо-таки скажем, забойный фильмец, вполне может конкурировать с «Пилой» или каким-нибудь там «Криком». Только я не могу понять, к чему такая спешка, я вполне мог бы посмотреть его завтра или вообще не смотреть, не много бы потерял.

– Не мог бы! Завтра может стать уже поздно. Ты должен начать работу сегодня.

– Для кого поздно?

– Для… Я не знаю. Она может еще кого-нибудь убить.

– Вень, – Андрей с тоской посмотрел на Вениамина, – ты что, бредишь? Кто может убить, кого убить? По-моему, ты заигрался. Вредно, знаешь ли, для психики увлекаться такими вот фильмами, а на ночь вообще смотреть их опасно.

– Это не фильм! В том-то и дело, что не фильм.

– Да какая разница! Компьютерная графика, или как это у вас называется?

– Я не о способе производства. Я о другом. Дело в том… Понимаешь, все, что ты сейчас видел, происходило на самом деле. Максим, ну мужик, который из окна сиганул, действительно кончил жизнь самоубийством, именно так, как ты только что видел. И все было так, до мелочей: и праздник в честь годовщины свадьбы, и красное платье, и вино. Понимаешь?

– Пока не очень. Ты что, его знал, того Максима?

– Нет, Максима не знал. Я знал Марину, его… сестру его жены и… В общем, в последнее время они были любовниками. Он прислал ей этот фильм за пару часов до смерти, по электронке, но открыла она ее только через два дня. Если бы сразу открыла, поняла, что к чему, может, ничего бы и не случилось, а так… Выпить хочешь, Андрюха? У меня в холодильнике есть бутылка «Гжелки» и закусь найдется. Выпьем, а? Мне так хреново! Жалко Маришку.

– Подожди! А с ней тоже что-то случилось?

– Случилось! – Вениамин рубанул по столу ребром ладони. – Случилось. Потому я тебя и позвал. Сегодня днем ее обнаружили убитой в своей квартире.

– Вот оно что!

– «Вот оно что…» – зло передразнил Вениамин. – Ну, тащить «Гжелку»?

– Тащи.

Вениамин сбегал на кухню, принес бутылку водки, два яблока и кружок копченой колбасы. Все это сгрузил на компьютерный стол, разлил водку по стопкам.

– За упокой души. Не чокаясь.

Они выпили. Андрей оторвал кусок колбасы (нож Вениамин не предусмотрел) и быстро закусил: дешевой водки он терпеть не мог.

– Видишь ли, Андрюха, в чем состоит хохма: Максим проживает свой последний день в точности так, как показано в фильме. С единственной разницей – посылает электронку своей… в общем, любовнице с фильмом и письмом. О письме потом расскажу. Марина обнаруживает весь этот материал за день до похорон и обращается ко мне. Но я, понимаешь, замотался, закрутился, ну, одним словом, положил диск и забыл о нем. А сегодня ее находят мертвой. Если бы я знал, что это так важно, я бы сразу к тебе пришел. Может, Марина тогда бы… Ее смерть в какой-то мере на мне! Никогда не прощу себе!

Вениамин налил себе еще водки и залпом выпил.

– Марина мне все рассказала, даже то, что рассказать ей было очень трудно, и просила помочь, а я…