Пер Вале - Наемные убийцы

Мартин Бек выпрямился и хлопнул себя по лбу ладонью.

- Хелльстрём, - сказал он. - Садовник.

- Вот именно. Кики Хелльстрём - дочь садовника Вальтера Петруса. Подробностей пока что не знаю. Будто бы она уехала года два назад, и никто не знает, где она теперь.

- Слушай, Оса, похоже, ты напала на что-то существенное. Ты на машине?

Оса кивнула.

- Ждет на стоянке. Едем в Юрсхольм?

- Незамедлительно, - ответил Мартин Бек. - Продолжим разговор в машине.

В машине Оса спросила:

- Думаешь, это он?

- Во всяком случае, у него были причины остро ненавидеть Вальтера Петруса, - сказал Мартин Бек. - Если все было так, как мне представляется. Петрус использовал дочь садовника в своих фильмах, и когда отец об этом узнал, он вряд ли обрадовался. Сколько ей лет?

- Сейчас девятнадцать. Но фильмы четырехлетней давности, ей тогда было всего пятнадцать.

Помолчав, Оса спросила:

- А может, все было наоборот?

- То есть?

- Отец подбил ее сниматься, чтобы выкачивать деньги из Петруса.

- Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.

Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.

Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка то ли мастерская, то ли сарай.

- Очевидно, он здесь живет, - заключила Оса, и они направились к желтому дому.

Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.

Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.

Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.

Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону

- Мы оторвали вас от работы? - спросила Оса.

Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.

- Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.

- Нам надо поговорить с вами, - сказал Мартин Бек. - Мы из уголовного розыска.

- Здесь уже был один, - ответил Хелльстрём. - Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.

Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.

- Что я могу вам сказать про директора Петруса, - продолжал он. - Я его почти и не знал, только работал у него.

- У вас есть дочь, если не ошибаюсь, - сказал Мартин Бек.

- Есть, но она тут больше не живет.

Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.

- Мы хотели бы поговорить о ней, - объяснил Мартин Бек. - Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?

- Можно зайти ко мне, - ответил Хелльстрём. - Я только комбинезон сниму.

Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.

Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.

Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.

Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.

Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.

Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи на корешках. Классики, в том числе Достоевский, Бальзак и Стриндберг, и неожиданно много поэтических сборников - как в твердых переплетах, так и более дешевые издания: Нильс Ферлин, Эльмер Диктониус, Эдит Сёдергран и другие.

На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.

- Может, чай приготовить, - сказал он. - Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.

- Да вы о нас не беспокойтесь, - ответила Оса

- Все равно себе заваривать, - объяснил он.

- Ну тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, - сказала она.

Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.

На столе лежала открытая книга - стихотворения Ральфа Парланда.

Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.

Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.

Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:

- Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?

- Нам ничего такого не известно, - ответил Мартин Бек. - Где она находится?

- Последний раз писала из Копенгагена.

- Что она там делает? - спросила Оса. - Работает?

- Не знаю точно, - произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.

- Когда это было? - поинтересовался Мартин Бек. - Когда она писала?

Хелльстрём не сразу ответил.

- Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.

- И чем она тогда занималась? - спросила Оса. - У нее там есть мужчина?

Хелльстрём горько усмехнулся.

- Можно сказать, что есть. И не один к тому же.

- Вы хотите сказать, что она...

- Вот именно, занимается проституцией, - с горечью перебил он и продолжал: - Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой - куда там.

Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.

- Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.

- Вы ведь ее в одиночку растили?

Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.

- Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.

Оса кивнула, и он продолжал:

- Мона покончила с собой, и врач объяснил, что это было вызвано какой-то там послеродовой депрессией. Я ничего не мог понять. То есть я видел, что она ходит мрачная и унылая, но думал, она из-за денег переживает, из-за нашего будущего, потому что ребенок появился.

- Где вы тогда работали?

- Я был сторожем на кладбище. Мне тогда двадцать три года исполнилось, а никакого образования не было. Отец в коммунальном хозяйстве работал, мусорщиком, мать ходила квартиры убирать. И я, само собой, сразу после школы работать пошел. Рассыльным был, грузчиком. Жили мы бедно, семья большая, постоянно нуждались в деньгах.