Марина Серова - Звезды правду говорят

Козакова недовольно поджала губы, но возражать не стала.

— Так вот, — продолжал Владимир Антонович, — эта интрижка длилась совсем недолго. Очень скоро я сказал Валентине, что не планирую продолжать наши отношения. Я объяснил ей все причины, растолковал, почему мы не можем встречаться, — при этих словах Козаков бросил быстрый, немного виноватый взгляд на супругу, — мне показалось, Валентина восприняла мои слова адекватно. Она не устраивала сцен, истерик, не умоляла не бросать ее. Короче говоря, вела себя вполне достойно.

— Когда это было?

— Несколько лет назад.

— А точнее?

— Точнее? — неохотно переспросил Козаков.

Чувствовалось, что он рад был бы уйти от ответа, но пристальный взгляд Лидии Сергеевны, ловящей каждое слово, не позволил ему этого.

— Это было шесть с половиной лет назад, — наконец ответил Владимир Антонович.

— То есть как раз в год учреждения вашей фирмы? — тут же среагировала Маргарита.

— Д-да, как-то все так совпало, — смущенно отозвался Козаков.

Маргарита кивнула и попросила продолжать.

— Так вот, мы с ней благополучно расстались. Я не слышал о ней какое-то время, может быть, год-полтора. А потом она вдруг начала звонить мне домой. Понимаете, — тут же добавил Владимир Антонович, — она не просила меня возобновить наши отношения, а, наоборот, сразу сказала, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы. Ей от меня именно дружба требовалась. В тот период она осталась совершенно одна: развелась с мужем, тот уехал в другой город.

— А дети были?

— У нее был когда-то ребенок, но, к несчастью, он родился с каким-то тяжелым заболеванием и умер в младенчестве. С тех пор Валентина не решалась больше заводить детей. Она слишком болезненно перенесла потерю этого ребенка. Да и вообще, эта женщина всегда отличалась, как бы это поточнее сказать, повышенной чувствительностью, я бы даже сказал нервозностью. Не удивлюсь, если узнаю, что она стоит на учете у невропатолога или даже психиатра.

— Истеричка! — громким шепотом произнесла Лидия Сергеевна и снова поджала губы.

— Так вот, вы понимаете, почему я не мог отказать ей в дружбе, — оправдывающимся тоном продолжал Владимир Антонович, — Валентина так просила меня об участии, говорила, что ей не к кому, кроме меня, обратиться. Кем бы я был, если бы не оказал ей моральной поддержки. Но даю слово, это были чисто приятельские отношения, и ничего больше. Вначале я надеялся, что она как-то придет в себя, встретит кого-нибудь и успокоится, но проходили месяцы, а Валентина продолжала досаждать мне звонками и жалобами. Я рассказал все Лидочке, она поняла меня и простила. Валентина — несчастная женщина. Ее нельзя не жалеть…

Было еще много разглагольствований в таком же духе. Меня так и подмывало бросить что-нибудь ядовитое, но я благоразумно молчала, забавляясь мучениями, переживаемыми в тот момент Лидией Сергеевной.

— Но в конце концов терпение мое лопнуло. Я решительно объявил Валентине, что не могу нянчиться с ней всю оставшуюся жизнь. Я предложил ей пройти курс лечения в какой-нибудь хорошей клинике. Разумеется, готов был оплатить это… Но тут в Валентине вдруг проснулась гордость. Она ужасно оскорбилась и пообещала, что навсегда уйдет из моей жизни. И представьте себе, выполнила обещание. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу… До последнего времени…

— То есть эта женщина снова объявилась?

— Именно! Она позвонила как раз перед Новым годом. Я не сразу узнал ее — успел начисто забыть о ее существовании. Но едва она стала осыпать меня упреками, когда принялась жаловаться, я сразу вспомнил, с кем говорю. Я попробовал было оборвать разговор в самом начале, но Валентина пригрозила, что совершит нечто ужасное — так она выразилась, — если я немедленно к ней не приеду. Пришлось ехать.

Козаков помолчал, обводя блуждающим взглядом стены нашей гостиной.

— Она так изменилась! Превратилась в настоящую старуху. Подозреваю, что Валентина принимала какие-то транквилизаторы или что-то еще с наркотическим эффектом. У нее дрожали руки! Она говорила нечленораздельно, я не мог ничего понять, кроме того, что эта женщина совершенно не в себе. Я хотел отделаться денежной помощью, но она и слушать ничего не захотела. Бормотала, что ее нужно спасти, спрятать, что она не может больше жить… И все в этом роде. Я еле вырвался, пообещав, что буду помогать ей.

Козаков закурил новую сигарету. Мы молча слушали:

— С тех пор она звонила мне регулярно. Иногда я приезжал к ней, иногда удавалось отделаться от нее по телефону, пообещав, что приеду к ней, как только освобожусь. Вы понимаете, Маргарита, — оправдывался Владимир Антонович, — если бы она возникла в моей жизни в какое-нибудь другое время, то я, конечно, принял бы большее участие в ее проблеме, но на меня самого столько всего навалилось. Я потерял сон, забыл, когда в последний раз нормально обедал и тем более отдыхал! Ну, до нее ли мне было?

Козаков словно ждал от нас утешений, но мы молчали — видно, дала о себе знать женская солидарность.

— Так вот, — продолжал Козаков, затушив сигарету, — закончилась вся эта история совсем недавно и очень плохо. Как-то Валентина снова позвонила мне. Лида была в курсе того, что эта женщина объявилась, и, понятно, ей это никак не могло нравиться.

— Еще бы! — вставила Лидия Сергеевна.

— Когда Валентина позвонила мне в последний раз, меня не было дома. Трубку сняла Лида и прочла этой женщине довольно резкую отповедь, потребовав, чтобы Валентина забыла номер моего телефона и никогда больше не объявлялась.

— Да, я так ей и сказала! — заявила Лидия Сергеевна. — С такими людьми только так и нужно говорить!

— И чего ты этим добилась? — напустился на нее Владимир Антонович. — Кто теперь будет в ответе за твой поступок?

Лидия Сергеевна залилась слезами.

— Что случилось? — спросила Маргарита.

— Случилось то, что эта сумасбродная женщина, я имею в виду Валентину, в тот же вечер покончила с собой — повесилась у себя в спальне.

— А как вы об этом узнали?

— Следователь позвонил. Оказывается, номер моего телефона был написан у нее на стене, там, где стоял аппарат.

— Вас вызвали к следователю?

— А как же! Из меня сделали чуть ли не подозреваемого в убийстве!

— Но вы сказали, что она сама повесилась.

— Вроде бы так, но следователь слишком уж подозрительно меня расспрашивал. Как я понимаю, у них есть сомнения в том, было ли это самоубийство или все-таки убийство. Разумеется, никаких улик, кроме злополучного номера телефона, они не нашли. Да и не могли бы найти! Я совершенно не причастен к этому. Плохо только, что меня в последнее время видели у нее в квартире — я приходил к ней несколько раз.

— А кто обнаружил тело? — спросила Маргарита, как заправский детектив.