Марина Серова - Братья должны умереть

Вскоре после того, как число жертв среди мелких предпринимателей начало расти с катастрофической для столь небольшого, как Муром, города быстротой, зашевелились и лидеры организованных преступных группировок. Первым из авторитетов о том, что в городе стало нехорошо попахивать, заговорил Лось. Как ни крути, а несчастные случаи происходили преимущественно на «его» территории. Тут хочешь не хочешь, а какие-то телодвижения делать приходится, тем более что пока реденькой цепочкой, но уже потянулись «ходоки» из особо пугливого народа — просить совета и защиты, пока еще неизвестно от чего. А потом «гонцы» появились: представители одних группировок намекали другим, что надо бы утрясти все проблемы по-хорошему: мол, конкуренция конкуренцией, но вопросы можно решить мирным, так сказать, путем, или, по крайней мере, попытаться это сделать. Хозяева с общей постановкой вопроса соглашались, но затем недоуменно пожимали плечами и в свою очередь выдвигали предположения и, более того, ничем не обоснованные, а потому очень осторожные обвинения.

Некоторые торговцы на всякий случай сводили свою деятельность до предельного минимума, надеясь в сторонке переждать беспокойные времена. Особо опасливые и вовсе замораживали дела, перебирались на неопределенный срок кто в Нижний, кто в Москву, а иные вдруг вспоминали, что самое время поправить здоровье, набраться сил перед грядущими морозами и в спешном порядке отправлялись на престижные отечественные или известные заграничные курорты.

Фактических причин для беспокойства было немного, но как раз не факты являлись основной предпосылкой нарастающей паники. Слухи, один страшнее и нелепее другого, будоражили город, докатывались даже до мирных, далеких от легального, а тем более от теневого бизнеса обывателей, приобретали еще более нелепые формы и возвращались обратно, дополненные леденящими кровь подробностями и высказанными шепотом предположениями.

Слухи и домыслы — вот чем питалась общественность. Истину знали лишь немногие, но они предпочитали помалкивать, наученные горьким опытом собратьев, которые уже никогда и никому ничего не скажут. А таковых набиралось уже несколько человек — деловой люд Мурома подвергся странной эпидемии. Каких-то определенных, общих для всех признаков заражения недугом выявить до сих пор не удалось. У кого-то неожиданно забарахлила машина, только что прошедшая профилактику, причем поломка проявилась на большой скорости на обледеневшей дороге. Другой скушал что-то, на поверку оказавшееся несъедобным, предположительно маринованных грибочков, но точно установить, к сожалению, не удалось. Третий, к недоумению и огорчению друзей и знакомых, впал в быстро развивавшуюся депрессию и сам решил свести счеты с жизнью. На четвертого напало какое-то хулиганье с целью ограбления. Правда, вот странность: отняв все, что только можно было отнять, хулиганье нанесло жертве несколько беспорядочных ножевых ранений, а затем очень даже профессионально свернуло бедняге шею. Хотя, возможно, наоборот — сначала жертве сломали шейные позвонки, а уже потом, для отвода глаз, потыкали ножом. Впрочем, эта жертва как раз явилась не четвертой, а первой по счету…

Но один общий признак у заразившихся «смертельным вирусом», как тут же обозначили ситуацию в Муроме, проявлялся всегда: сама «болезнь» протекала быстро и почти незаметно, но каждого, кто подхватывал этот вирус, неизменно ожидал летальный исход.

А перспективный молодой тележурналист Андрей Москвичов, вкусив сладкий плод поистине колоссального успеха, уже попривык к своему новому положению, успел немного остыть от гонки к вершинам славы и теперь с замиранием сердца и периодически накатывающим ужасом ожидал дальнейшего развития событий. По неумолимым законам логики пришел момент, когда стоило либо остановиться, либо прекращать быть сторонним, хотя и очень внимательным, наблюдателем и брать инициативу в свои руки. Накопившейся информации оказывалось уже достаточно для того, чтобы с относительной точностью просчитать, кто окажется в «деле предпринимателей» следующей жертвой. И в этом, втором варианте, следуя той же логике, его самого можно было смело вносить в черный список, хотя к бизнесу он имел весьма сомнительное отношение. Разве что выступая в качестве потребителя.

Несколько дней назад, практически в то же время, когда воодушевленный внезапным открытием Андрей Москвичов лихорадочно просматривал имевшиеся в квартире материалы, перетасовывал информацию и быстро фиксировал на бумаге результаты своего труда над «делом предпринимателей», сотрудники информационно-аналитического отдела УФСБ РФ, вооружившись официально полученными данными, оперативной информацией и помощью коллег, также не спали. Срочно составлялась аналитическая записка, содержание которой, если не принимать во внимание специфический для подобных документов язык и форму, почти полностью, за исключением некоторых моментов, соответствовало рабочим записям перспективного тележурналиста.

Прилагавшийся к аналитической записке список также был составлен в хронологической — в соответствии с датами смерти — последовательности и повторял список, составленный Москвичовым. Разве что был более точным в деталях.

Заваривание чая — процедура, требующая сосредоточенности, неторопливости и душевного равновесия. Это своего рода священнодействие, и относиться к нему следует подобающе, иначе напиток будет неминуемо испорчен.

Именно поэтому, когда дверь в приемную с грохотом распахнулась, я только на мгновение оторвалась от своего занятия, и то лишь для того, чтобы смерить строгим взглядом вошедшего, точнее сказать — поспешно влетевшего, в кабинет мужчину.

— Ямской у себя?

Я накрыла заварной чайник салфеткой, поправила вечно сваливающиеся с носа очки. Какая жалость, что нос у меня без эдакой изящной горбинки, которая удерживала бы их на положенном месте.

— Во-первых, Игорь Николаевич, здравствуйте.

— Доброе утро, Оленька. — Игорь Николаевич, и так раскрасневшийся от быстрого подъема по лестнице и переполнявшего его нетерпения, зарумянился еще больше. — Ямской здесь?

Хорошо хоть не предпринимает попыток напрямую прорваться в кабинет директора. Уже знает, что это может быть чревато неприятными последствиями.

Я еще раз строго на него взглянула и сказала:

— Владимир Семенович будет с минуты на минуту. Просил вас его дождаться.

Игорь Николаевич растерянно потоптался, сел на краешек стула, но тут же вскочил и принялся мерить шагами приемную, время от времени посматривая на меня с опаской.

Позавчера, в мой первый рабочий день в качестве секретаря директора продовольственного рынка, в кабинет к шефу стремился прорваться каждый, полностью игнорируя секретаря, то есть меня. И сотрудники, и посетители делали это по привычке, воспринимая меня, очевидно, как деталь интерьера, которая, правда, наверняка умеет заваривать чай, недурно, учитывая привычки директора, готовит кофе и даже в состоянии, если очень надо, сделать бутерброды. Ира, настоящий и постоянно действующий секретарь директора рынка, — я-то являлась здесь работником временным, нанятым только на время ее отпуска, — предупреждала меня, что народ тут нахальный, иногда просто донельзя бесцеремонный, и лично она, Ирина, давно поняла, что ей с этими наглыми личностями никогда не справиться. Поэтому она просто махнула рукой на ту сторону своих обязанностей, которая касалась посетителей. Шеф много раз пытался намеками и прямо побудить секретаршу пересмотреть эту позицию, и она каждый раз обещала быть построже с приходящими на прием, не пропускать кого попало, особенно если у шефа в этот момент шло производственное совещание или происходило другое важное мероприятие, для посторонних ушей и глаз не предназначенное, но выполнить данное обещание ей так и не удалось. Ну не желали Ирочку, с ее тонким голоском и удивленно-испуганным выражением лица, воспринимать всерьез — и все тут!