Марина Серова - Тузы и их шестерки

Чернобыль, апрель 1986 года

Он схватил за несколько минут половину предельно допустимой дозы, и теперь его должны будут вывезти подальше от энергоблока, который взорвался всего четыре дня назад.

Волоков шел по обочине дороги и чувствовал, как сильно болит желудок. В связи со стрессом снова разыгралась язва. Он не ел уже больше пяти часов, желудочный сок разъедал ткани.

Кроме того, он был пьян. Точнее, тридцатилетний майор химических войск знал про себя, что перед тем, как идти в зону с повышенной радиацией, он выпил стакан водки и сейчас должен был чувствовать дурман в голове и вялость в конечностях. Но ничего этого не было. Огромная доза адреналина свела на нет действие алкоголя.

Его рота за три часа работы собрала полную машину радиоактивных обломков, разлетевшихся после взрыва на несколько сотен метров от эпицентра. Судя по тому, как просел выделенный им «КамАЗ», они накидали вручную около шести тонн.

Шесть тонн.

Майор остановился, закурил, посмотрел на небо. Синее, чистое. А мы здесь в дерьме по уши.

— Хорошо отработали, Дмитрий Сергеевич, — похвалил генерал, отмечая на карте очищенный сектор. — Теперь можете отправляться к месту постоянной службы. Вам должны дать отпуск. Судя по вашему индивидуальному дозиметру, вы схватили даже больше, чем ваши подчиненные. Как это случилось?

Волоков смотрел на генерала сквозь пелену водки и усталости.

— У меня двое детей, товарищ генерал, а ребята, которыми приходится командовать, еще и баб-то толком не распробовали. Просто напоролись на обломок, который фонил здорово. Я сказал, чтобы пацаны отошли, и сам, один, отнес его в машину. Мне уже можно не беспокоиться о том, что после меня никого не останется.

— Ну, вы еще молодой. — Генерал снова с удовлетворением посмотрел на отмеченный на карте зачищенный район и, почесывая безымянным пальцем неделю не мытую шею, сообщил, что у Волокова все шансы вырасти в звании и в ближайшем будущем получить под свое командование батальон.

Дмитрий Сергеевич вышел от генерала в приемную. Там он поймал собственный взгляд в зеркале и не упустил возможности внимательно рассмотреть отражение. Говорят, что после больших доз люди гниют заживо.

Он оттянул кожу на лице, осмотрел глазные яблоки, потом изучил руки. Ни ожогов, ни язв. Его не тошнит. Температура? Он пощупал рукой лоб. Да нет, температура нормальная.

Вернувшись в здание школы, где разместилась его рота, он сел за парту в одном из классов, попросив подчиненных принести ему бутылку водки, банку тушенки и хлеб. Когда все было сделано, он налил себе полный стакан, поднял его и еле слышно произнес:

— За твое здоровье, Дмитрий Сергеевич, которое ты тут оставил.

Выпил залпом, отломил небольшой кусок черняги и долго жевал. Водка обожгла язву. Говорят, так лечат эту гадость — прижигают спиртом.

Он достал нож, открыл банку тушенки и стал есть, не замечая вкуса.

— Сможешь ли ты, Дима, после сегодняшнего жену удовлетворить?

Тарасов. Наши дни

Я сидела на работе и маялась от безделья. Последние два часа я занималась тем, что играла в тетрис, держа в руках портативную китайскую игрушку. Работы не было. То есть она, конечно, никуда не убегала, но я могла себе позволить отложить часть бумажек на завтра. Или на послезавтра.

«Как настроение будет, так и напишу», — думала я, яростно шлепая по кнопкам и укладывая одну фигурку за другой.

Зазвонил телефон. Зараза. Я уже успела подняться на четвертый уровень и знала, что если нажму на паузу и выйду из игры, то удачного возвращения не будет. Телефон снова подал голос.

Пришлось снять трубку. Нужно ли говорить, что голос мой был явно раздраженным, так как меня оторвали от игры?

— Да, — отрывисто ответила я, — комитет солдатских матерей. Юрисконсульт Максимова Юлия Сергеевна. Слушаю вас.

Общаться нам чаще всего по роду своей работы приходилось с женщинами, отправившими своих сыновей в армию, или же с военными. И той и другой категории граждан необходимо было как можно четче отвечать, потому что одни плохо соображали из-за волнения, а другие по-иному вообще не могли разговаривать.

— Будь сегодня на работе до шести вечера, — сказал человек, голос которого я не могла не узнать.

Это была единственная фраза, произнесенная им, после чего позвонивший отключился. Это был майор Суров, по прозвищу Гром. Честно говоря, я не очень обрадовалась, так как еще не успела отойти от предыдущего задания, которое мне пришлось выполнять. Надо будет в официальном порядке попросить отпуск и в Комитете солдатских матерей, и у Грома, после чего уехать куда-нибудь, чтобы никто не мог до меня добраться.

Еще вот и на работе сиди до шести часов. Все нормальные люди уйдут в пять, а я должна в шесть. А Патрикеевна глаза вытаращит и подивится моему рвению, это уж точно.

Как я и предсказывала, в пять минут шестого дверь в мой кабинет открылась, и Светлана Алексеевна, вторгшись на мою территорию, удивленно произнесла:

— Ты еще здесь?

— Немного поработаю, — сообщила я, пряча под столом электронную игрушку.

Я вела себя как маленькая школьница, но желание довести игру до конца было столь велико, что я надеялась без труда досидеть в конторе до шести. Мне просто было необходимо поставить новый рекорд. Иначе жизнь представлялась мне в черном цвете.

— Ну хорошо, — сказала моя начальница, все еще не веря собственным глазам. На столе лежали раскрытые папки, документы — все чин-чином. — Будешь уходить — не забудь включить сигнализацию.

Я шутливо отдала ей честь и ответила: «Так точно», после чего уже серьезно попрощалась с начальницей:

— Всего доброго, Светлана Алексеевна.

— Всего доброго, — ответила она, закрывая дверь.

Я подождала, пока Патрикеевна отойдет подальше от двери, а затем снова принялась играть.

Ни без пяти шесть, ни в шесть ровно ничего не произошло. Я закрыла нашу контору и вышла на улицу. Сентябрьский вечер хорош тем, что еще светло и уже не жарко. После знойного лета приятно было каждый вечер окунаться в прохладу.

Не успела я пройти и ста шагов, как услышала за спиной:

— Добрый вечер, Юлия Сергеевна.

— Добрый вечер, господин майор, — ответила я еще до того, как повернулась. Я узнала его по голосу.

Гром был одет в черный костюм в едва заметную полоску, белую рубашку и цветастый галстук. Его волосы были аккуратно причесаны — в общем, мой шеф был не начальник, а просто жених.

— По вас не скажешь, что у вас был трудный день, — заметила я.

— Да ты тоже неплохо смотришься, Багира, — ответил он. — Позволите?

Гром взял меня под руку, и мы пошли по улице, как очень близкие люди.