Марина Серова - Осколки любимого сердца

— Да.

— Ну, смотри. Я предупредила.

Карманов вывернул руку, подвигал плечом, проверяя, все ли суставы на месте. Я была настороже, но на меня он не смотрел. Замершим на пороге женщинам был брошен короткий приказ:

— Скройтесь обе.

Они повиновались.

— Кто вы?

— Народная дружина.

— А говорили — из милиции.

— Ну, мало ли кто чего говорит. Вы в своей предвыборной программе тоже говорили, что будете бороться с бандитизмом и преступностью. А сами? — я кивнула на Колю. — А сами берете их к себе на службу.

— Считайте, что он уже уволен, — хмуро сказал Карманов, не глядя на громилу.

— Что ж, хорошее начало.

Депутат пожевал губами, рассматривая меня с ног до головы. Своего интереса к моей персоне на этот раз он уже не скрывал.

— Здесь не место для задушевного разговора, — подсказала я. — Может быть, пройдем в апартаменты?

— Да, пройдем. Прямо и направо.

— Идите вперед. Только, как принято выражаться в американских боевиках, не вздумай шутить со мной, парень!

Ничего не ответив, Карманов повел меня в комнату, которая, судя по всему, служила для него рабочим кабинетом. Растерянный Коля (конечно, он уже сообразил, что надо подняться с пола, и стоял, смущенно хлопая на нас глазами) остался в коридоре думать о себе и о своей судьбе.

Мы расположились в креслах, разделенных низеньким журнальным столиком, на котором стояла бутылка коньяка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном. Хозяин со стуком поставил рядом два хрустальных фужера и щедро наполнил их почти что до самых краев.

— Прошу.

— Благодарю, не имею привычку пить на работе.

— А вы так и не сказали мне, где работаете.

— Давайте играть по правилам, — предложила я и в ответ на удивленно приподнятую бровь собеседника добавила: — Правила честной борьбы предполагают, что вопросы задаются проигравшей стороне.

— А я — проигравшая сторона?

— Да, хотя вам, очевидно, и трудно с этим смириться.

— Это не совсем так. Я просто не был готов к вашему появлению.

— В данном случае это уже не имеет значения, согласитесь.

— Да, — признал он, тяжело вздохнув. — Но если бы я предусмотрел ваш визит… Сейчас бы мы беседовали вовсе не за рюмкой коньяка, это уж точно. Но я никак не ожидал, что они пришлют женщину. Может быть, у Алтыбаева уже целый бабский батальон сформирован? Быстро он сориентировался. Но почему вы явились сегодня? Послушайте, ведь мы оговорили срок — полгода! А прошло всего три месяца. Так дела не делаются.

— О чем вы?

— Да бросьте вы прикидываться!

— Кто такой Алтыбаев?

Карманов с маху опрокинул в себя весь коньяк и посмотрел на меня сквозь резное стекло фужера:

— Хотите играть в театр? Что ж, валяйте. Хотя я не понимаю, зачем — ведь только время теряем. Ринат Алтыбаев, глава «кировских», — он назвал известную в городе криминальную группировку, — уголовный авторитет и влиятельная в определенных кругах персона.

— Ну и что ему от вас надо?

— А то вы не знаете!

— Я задала вопрос.

— Три года назад Алтыбаев спонсировал мою предвыборную кампанию. Я считал, что давно ему уже ничем не обязан, потому что с лихвой отработал свой долг. Отработал по-разному: помог провести в Думе парочку нужных документов, кого сказали — пристроил на работу в государственные структуры, на кого показали — написал депутатский запрос на имя прокурора… А теперь выясняется, что Ринат считает, будто я ему все еще должен. Неделю назад прислал бойцов, потребовал, чтобы я подключил все свое влияние и освободил из колонии его родного брата. И срок дал — полгода. Послушайте, — оживился он. — Но ведь я уже работаю над этой задачей, работаю! Дело Мавлида Алтыбаева будет пересмотрено, обещаю! Хотя вы и представить себе не можете, чего мне это стоило, — на парне два убийства с отягчающими и черт его знает сколько еще всего, включая грабежи и разбой! Вы думаете, это просто, оправдать такого человека? Я на все рычаги нажал, честное слово! И мне обещали — конечно, не забесплатно, но ведь, в конце концов, Ринат вот тут, на вашем месте сидя, клялся, что для брата ничего не пожалеет. И срок мы установили — полгода! Зачем же вас послали? Припугнуть? Ерунда, лишние хлопоты! Карманов делает все, что может. Так и передайте ему: Карманов делает все, что может!

Он снова наполнил свой бокал. По нервным движениям рук было видно, что депутат крепко нервничает. И было еще что-то в этих бегающих глазах — может быть, страх. Липкий, животный.

Речь его я выслушала, не моргнув глазом. Открылись новые обстоятельства — но имели ли они какое-то отношение к делу, которое я расследую? По всему получалось, что нет. Однако убеждать в этом самого Карманова было бы преждевременно.

— Зачем он меня запугивает? К чему? — продолжал бормотать депутат. Он заметно опьянел, хотя все еще был вполне в состоянии говорить и соображать. — И без того работа нервная, а тут еще сюрприз за сюрпризом! Сначала крадут у меня нож, а потом присылают его с вами — это что, вроде «черной метки»? Очередное предупреждение? А Руську-то вы зачем выкрали? Чтобы припугнуть? Дескать, нам — брата, тебе — сына? И ведь, главное, не признаетесь! Но ведь я уже сказал, что делаю все возможное! А что дело так медленно движется — так ведь я, простите, не волшебник!

Карманов снова и с тем же проворством замахнул в себя коньяк. Пока он зажевывал его лимоном, я решительно отодвинула бутылку в сторону: после того как в разговоре мелькнуло имя Руслана, депутат стал нужен мне как адекватный и по возможности трезвый собеседник.

Но было уже поздно — два полных бокала оказали свое действие, и «клиент» обмякал на глазах.

— Вы сказали, что кто-то выкрал вашего сына? Кто? Когда? Откуда? Как это произошло? — попробовала я вернуть его к действительности.

— Что вы тут ваньку-то передо мной валяете? У Рината своего и спросите… Кстати, а как вас зовут? А, не важно. Жестокие вы, однако, ничего вам не стоит живыми людьми спекулировать… И главное, не признаетесь! Никто не признается! Даже когда я до самого Алтыбаева дозвонился — он в отказ пошел. А кому еще мой Руська был нужен? Тихий мальчик, домашний, ни с каким криминалом никогда не связывался — берег мою репутацию… Украаа-аали-ии… Прямо из санатория в Базеле выкрали, он позвонить-то нам не успел… Горничная утром пришла комнату убирать — только вещи раскиданные и застала… и веревки со скотчем — сначала к стулу привязали, чтобы не кричал, наверное… и постель… вся смятая, среди ночи ворвались… по пожарной лестнице его вывели, угрожали, наверное… Зачем, зачем, зачем это было делать? Я же не отказывался помочь, я же работаю над вопросом!

Карманов начал крениться на бок и издавать какие-то хнычущие звуки. Вот-вот его окончательно развезет, и депутат станет вконец непригодным для беседы. Надо было торопиться.