Вэл Макдермид - Анатомия преступления: Что могут рассказать насекомые, отпечатки пальцев и ДНК

Иногда эксперты и сами предпринимают антикриминалистические меры. Ангус объясняет: «У меня есть коллеги, которые часто ездят за рубеж, но не берут с собой никаких устройств. Они покупают новый ноутбук и мобильник в той стране, в которую приехали, и там же его оставляют и выбрасывают». Почему? В некоторых странах сотрудники аэропорта следят, чтобы люди не вывозили правдивую информацию о том, что у них происходит в стране, и не ввозили порнографию или инструкции по созданию бомб. Для проверки требуется очень мало времени. «Персоналу аэропорта нужно лишь отвезти вас в комнату, где сотрудник займет вас на полчаса», – говорит Ангус. За это время можно скопировать весь жесткий диск.

В случае с такими компьютерными преступлениями, как хакерство, специалистам по цифровым технологиям подчас приходится «играть в догонялки» с преступниками. Не зря говорят: «Когда криминалист делает шаг, преступник тоже делает шаг». Возникла дактилоскопия – взломщики надели перчатки. Появились камеры видеонаблюдения – даже дети натянули капюшоны. Так что нередко лучшими оказываются традиционные методы. Аналоговые камеры не включают метаданные в фотографии. Старые добрые доски объявлений можно выставлять и в Интернете, причем они будут вне поля видимости. «Организовать их пара пустяков, – говорит Ангус, – старые программы никуда не исчезли, а оборудование легкодоступно. Много усилий не требуется, и тут можно воспользоваться мобильным телефоном с предоплаченными услугами, почти не оставляя следов».

Физические улики до сих пор играют важнейшую роль в раскрытии подавляющего большинства преступлений. «Ни одно из дел в моей практике не основывалось целиком на компьютерных данных, – признает Ангус, – они используются в качестве дополнительного доказательства. Подчас это бывает очень весомый аргумент, но редко единственный. А если других улик нет, то, как я уже говорил, отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия».

Преступление – это не просто нарушение закона. Чаще всего на него идут сознательно. За редкими исключениями человека нельзя привлечь к ответственности при отсутствии mens rea, то есть «преступного умысла». Если он не понимал, что делает, – к примеру, будучи психически нездоровым или совершая поступки под воздействием психотропных средств, – его будут не наказывать, а лечить.

В детективных романах многое строится вокруг мотива преступления. Полицейских же, расследующих убийство, мотив обычно волнует меньше всего. В центре их внимания – твердые улики, средства и возможность. Но иногда мотив показывает, в каком направлении искать улики. Допустим, пропал подросток: если он жаловался на сексуальные домогательства, возможно, это не побег, а серьезное преступление. Да и присяжные любят вникать в мотивы: это помогает им понять события, лежащие далеко за пределами их обычного опыта.

Поиск мотивов затрудняется, когда преступник выбирает жертв из людей, незнакомых ему. Мотивы серийного убийцы могут быть аморфными и многоплановыми, формируясь в течение многих лет, а могут возникнуть буквально за наносекунду.

По мнению большинства психологов, поведение убийц во многом определяется факторами, лежащими вне их контроля: скажем, воспитанием и наследственностью. Есть разные теории, пытающиеся объяснить, почему некоторые из нас вырастают в серийных убийц. Иногда в поисках истины ученые наталкиваются на ответы, которые становятся шоком для них самих.

Изучая мозг осужденных серийных убийц, американский невролог Джеймс Фаллон заметил, что у многих снижена активность в тех частях лобной доли мозга, которые отвечают за сочувствие, мораль и самоконтроль. Фаллон попытался сопоставить эти данные с населением в целом. Он разложил сканы на столе и смешал их со сканами членов своей семьи. Скан, который наиболее недвусмысленно свидетельствовал о психопатии, оказался его собственным. Поначалу Фаллон подумал, что лучше предать забвению неприятный результат. Но научный интерес взял свое: он решил разобраться и проверить свою ДНК. Результат оказался еще более неприятным. «У меня были все эти опасные аллели, дающие склонность к агрессии, насилию и пониженному сочувствию».

Глубоко встревоженный, Фаллон стал копаться в своей родословной. И в некоторых ветвях семейного дерева нашел людей, обвиненных в убийстве, в том числе героиню известного стишка:

Но почему же сам Фаллон не пошел по кривой дорожке? Ученый объяснил это любовью матери и возблагодарил ее от глубины души. В 2013 году он написал книгу под названием «Психопат изнутри» (The Psychopath Inside), в которой заметил: «Биология – не смертный приговор. Она лишь задает потенциал. Это заряженное ружье. Человек может стать психопатом».

Подобно Фаллону, первые ученые, участвовавшие в уголовных процессах, хотели научиться выявлять людей с нездоровой психикой. Имея медицинскую подготовку, они интересовались умственными способностями преступников и пытались диагностировать «болезни ума». Когда у обвиняемого был преступный умысел, а когда он не отвечал за свои поступки?

Сталкиваясь с необъяснимыми преступлениями, полиция обращалась к психиатрам и психологам: ведь у них есть опыт общения с психически больными людьми. Обычно предполагалось, что такие извращенные злодеяния совершили «сумасшедшие». До сих пор во многих странах руководствуются критериями безумия, выработанными в 1843 году после дела Дэниела Макнотена, который застрелил Эдварда Драммонда, личного секретаря премьер-министра, но был признан невиновным в связи с невменяемостью. Правила сводятся к вопросу: понимал ли обвиняемый, что делает, и если да, то понимал ли он, что это противозаконно?

Иногда преступления не оставляют места для сомнения. В 1929 году Петер Кюртен («дюссельдорфский вампир») убил как минимум девять немецких детей. Он забивал их молотками, резал ножом и душил. Пока Кюртен ожидал казни, известный психолог Карл Берг завоевал его доверие и заставил разговориться. «У меня развилось сильное сексуальное влечение, – сказал Кюртен, – особенно в последние годы. И преступления его только стимулировали. Поэтому я всегда искал новую жертву. Иногда я испытывал оргазм, когда хватал жертву за горло, а иногда нет, но тогда оргазм возникал, когда я резал. В мои намерения не входило получать удовлетворение путем обычной сексуальной связи. Только через убийство». Излюбленным орудием Кюртена были ножницы. Для достижения оргазма ему все более необходимо было видеть кровь. Он даже спросил Берга, услышит ли он звук крови, хлещущей из его шеи, когда на него обрушится топор гильотины.