Марина Серова - Смерть наяву

Роальд нес какую-то ахинею про звездное небо и сокрушался, отчего это не поют соловьи, а Маргарита медленно, но верно завладевала его свободной рукой, которой он пытался сначала жестикулировать, но уже через несколько минут оказалось, что его правая конечность покоится на колене соседки.

Укрывшись за кустом дикой смородины, я устало наблюдала с двадцати метров за этой сценой. В моей душе еще теплилась надежда, что парочка все же не будет здесь долго задерживаться и мне не придется сторожить Роальда с Маргаритой всю ночь, оберегая их от возможных посягательств поклонниц Голицына.

Не следовало упускать и такой жутковатый вариант — вдруг кто-то из них решился на ночное дежурство и сейчас, в эту самую минуту, собирается перехватить инициативу у Марго?

Но пока я прикидывала, сколько времени займет любовное свидание и не стоит ли мне вмешаться, дабы увести Роальда домой — ведь я нанималась охранять одного Голицына, а не его вместе с Марго, — как произошло нечто из ряда вон выходящее.

Из кустов, находившихся за их скамейкой, раздался резкий шорох.

Я заорала «Стоять!» — неожиданный крик должен был по крайней мере напугать злоумышленника, — не раздумывая, бросилась из своего укрытия к скамейке и достигла ее в несколько прыжков.

Но за то время, что я бежала — секунд пять-шесть, — Марго, вскрикнув, подняла руку к своему горлу и удивленно замерла.

В воздухе что-то сверкнуло — так тусклый свет фонаря отражается на стальном лезвии.

Роальд недоуменно посмотрел на меня и спросил, икая через каждое слово:

— А что, собственно, произошло? Я же просил не ходить за мной по пятам…

Ответом ему был фонтанчик крови, который начал хлестать из горла Маргариты Паршиной, едва она отняла руку от раны.

Марго повалилась на колени к Роальду и сползла по скамейке на холодный асфальт.

Нетрудно себе представить, как прошла эта ночь. Милиция, охи-ахи Голицыных, валидол и нитроглицерин, любопытство жильцов дома, изнуряющие допросы, звонки в Москву, подпись под протоколом.

Когда мы с Роальдом покидали отделение милиции, я остановила его, ухватив за рукав кожаной куртки, и, круто развернув к себе, сказала:

— Вчера я два раза спасла тебе жизнь. Нет-нет, благодарить не стоит, это моя работа. Но я хочу, чтобы ты не мешал мне ее выполнять. Усек?

Судя по его виду, Роальд усек. Голицын был, конечно же, перепуган до крайности.

Он признался мне, что сначала не воспринял инцидент со стрелой всерьез. Но после убийства Марго Роальд понял всю серьезность положения и поклялся не отходить от меня ни на шаг.

Остаток ночи мы провели в гостинице — Роальд наотрез отказался возвращаться к родителям и, позвонив домой, заверил матушку с батюшкой, что непременно зайдет к ним на днях, а пока хочет сменить обстановку. Он также попросил никому ни под каким видом не сообщать о его новом местопребывании.

Я не могла не приветствовать такое решение. Хотя гостиница — это отнюдь не лучший вариант из всех возможных.

Если за Роальдом кто-то охотится (а эта мысль казалась мне все более и более реальной), то в отеле от маньяка не спрячешься, слишком много тут шныряет народа, да и под обслугу можно замаскироваться.

А маньяки народ хитрый и на редкость изобретательный.

Когда я училась в разведшколе, нам иногда приводили в пример маньячную братию, обладающую удивительными способностями к маскировке.

Один тип, одержимый манией убивать женщин, носящих белые парики, умудрился проникнуть даже в святая святых советской власти — районный комитет коммунистической партии под видом сантехника. Когда его манипуляции с трубами перестали вызывать интерес, он дождался, пока объект страсти — вторая «замша» по идеологии — проследует в женский туалет, и задушил ее в кабинке, предварительно изнасиловав. Задержали его на выходе и быстренько расстреляли после закрытого заседания суда, состоявшегося уже через неделю после кровавого преступления…

Поэтому гостиница была для нас лишь временным пристанищем. Наутро я намеревалась снять квартиру у надежных людей, которые не станут задавать лишних вопросов и будут держать язык за зубами.

Роальд долго не мог заснуть. Он ворочался на скрипучей кровати, то и дело охал, вздыхал, поднимался, подходил к холодильнику и глотал минеральную водичку прямо из горлышка бутылки.

Я вполглаза наблюдала за Голицыным — вдруг ему вздумается выбраться из номера и пройтись по коридору в поисках приключений.

Но Роальд ограничивался круговыми движениями по комнате, разве что один раз он минут на пять остановился возле моей кровати.

Голицын стоял, держась за балдахин, и внимательно смотрел на меня. Я притворялась, что сплю, хотя прекрасно видела его силуэт сквозь неплотно сомкнутые ресницы.

«Неужели полезет ко мне в постель? — устало думала я. — Ему бы сейчас выспаться по-хорошему, ведь неизвестно, что ждет нас завтра».

Роальд явно колебался. Он то делал решительный шаг к моему ложу, то смущенно отступал назад. Наконец он пошел на компромисс с самим собой и осторожно сел на край кровати, стараясь, чтобы пружины не скрипели.

В этом положении он пробыл еще минуту-другую, потом кашлянул, отыскал под одеялом мою руку и начал неуверенно ее поглаживать.

— Не сейчас, Роальд, — твердо произнесла я, не открывая глаз.

— Но Женя…

— Утром поговорим.

Я не думала, что Роальд так легко отступится. Но он, казалось, вздохнул с облегчением. Добравшись до своей кровати, Голицын закутался в одеяло с головой и, свернувшись калачиком, мгновенно заснул.

Утро наступившего дня, как и следовало ожидать, принесло новые проблемы.

Роальд проснулся ни свет ни заря и попытался немедленно улизнуть из номера.

— Куда? — окликнула я его уже на пороге. — Это что еще за самодеятельность?

— Так за пивом! — с укоризной посмотрел на меня Роальд. — Ты что, хочешь, чтобы я подох от похмелья? До ларька и обратно!

— Какого ларька! — в гневе вскочила я с кровати. — Ты что, с ума сошел?

— Так пиво ж не водка, — оправдывался Роальд. — Ты просто не понимаешь, какое у меня сейчас состояние. Меня утешить надо, а ты…

Я подошла к двери и, вынув ключ из замка, положила его в карман халата.

— Никуда ты не пойдешь! — безоговорочно заявила я. — Даже и не думай.

Роальд прищурился и, выдержав «мхатовскую» паузу, с угрозой произнес:

— Между прочим, у меня клаустрофобия, понятно? Понимаешь, о чем я говорю?

— Разумеется, — кивнула я. — Боязнь замкнутого пространства.

— Очень редкая болезнь, — медленно наступал на меня Роальд. — И очень опасная.

— Ни фига не редкая, — не уступала я. — Сплошь и рядом, куда ни плюнь.

— Разве? — слегка обиделся Роальд. — Ну это ты, пожалуй, загнула.