Уэнди Уокер - Я все помню

Третий момент, самый важный из тех, которые следовало сообщить Тому, сводился к тому, что Дженни напоминала собой пациента, подвергающегося хирургическому вмешательству. Образно говоря, она сейчас лежала на операционном столе с разрезанным животом, уязвимая для любых внешних воздействий. Поскольку мы стремились реконсолидировать ее память, но совершенно не были уверены в результатах, в операционной следовало соблюдать стерильную чистоту, дабы воспрепятствовать заражению пациентки вредоносными организмами. Ее мозг начал находить недостающие файлы и помещать их в надлежащее место – туда, где хранился рассказ о том вечере, о песнях, одежде, напитках и о Дуге с его девушкой. Добавить в этот рассказ ложный факт в процессе реконсолидации было проще простого. Как и в случае с пациентами, которые «вспомнили», как потерялись в торговом центре.

– Вы меня понимаете, Том? Если я спрошу ее или просто предположу, что подозреваемым может оказаться человек в синей толстовке, она может добавить этот факт к другим воспоминаниям о том вечере и поверить, что действительно его видела, – даже в том случае, если это не так. И тогда мы точно ничего наверняка не узнаем. Так что лучше набраться терпения.

Шарлотта все поняла.

Она должна вспомнить сама. Тогда мы будем знать наверняка. Боже мой. Прошел почти год. Если она не вспомнит его лица, то я понятия не имею, как это все нам поможет.

– Но даже в этом случае не забывайте, что сам факт лечения значительно ограничивает возможности Дженни выступать в качестве свидетеля. И все, что я сейчас делаю… Понимаете, это очень нетрадиционный подход.

Том потер ладонью лоб.

Мне плевать. Я лишь хочу знать, кто это сделал.

– А если средства, которые мы используем для поиска преступника, не позволят его наказать?

Ну уж нет, он понесет наказание. Обязательно. Даже не сомневайтесь.

Шарлотта посмотрела на него и перевела взгляд на меня. Полагаю, мы подумали об одном и том же. Том, похоже, давал понять, что если выдвинуть обвинение не удастся, он возьмет дело в свои руки. Но до этого еще было слишком далеко, и я не стал останавливаться на данном вопросе. Как и Шарлотта. Хотя это и не помешало ей наброситься на Тома за демонстративную браваду.

Нет, Том, я серьезно. Неужели мы откажемся от попытки разгадать эту шараду? Ты хочешь, чтобы наша жизнь остановилась и замерла на месте? Ради чего? Будешь искать фотографии парней в толстовках? Почему бы тебе не смириться? Скажи, бога ради, почему ты, как подобает настоящему мужчине, не можешь эту ситуацию отпустить?

– Шарлотта… – сказал я, пытаясь остановить этот безудержный несущийся вперед поезд.

Чтобы наша жизнь остановилась и замерла на месте? Разве я в этом виноват? Что я такого сделал, а? Я тренировал команду Лукаса по лакроссу. На работе у меня рекордное число заказов. Я каждый долбаный день возвращаюсь домой, а по выходным играю с сыном и учу уроки с дочерью, чтобы она могла войти в привычную колею. А что мне еще делать? Играть в гольф? Неужели я буду больше походить на «настоящего» мужчину, если начну играть в гольф и тратить меньше времени на поиски этого чудовища?

Вот почему я не верю в совместное лечение семейных пар.

– Шарлотта, Том… давайте на этом остановимся. Сегодня все взвинчены. Вы знаете, что сказанного не воротишь, а наговорив лишнего, вы никому не поможете. И уж тем более Дженни.

Отлично, – сказала Шарлотта, который был невыносим сам вид мужа . – Может, лучше поговорим о том, что это значит для Дженни? Вы сказали, что к ней вернулись какие-то воспоминания. Тот человек вонял отбеливателем…

– Или отбеливатель каким-то образом оказался в лесу.

Пусть так. Но она чувствовала запах отбеливателя. Причем могла вдыхать его все время. Весь час, что он над ней издевался. И это единственное воспоминание относится к моменту, когда…

– Он в нее проник. Совершенно верно.

Но ведь он делал это в течение целого часа. Причем по-разному…

– Я полагаю, что данное воспоминание относится к самому началу. На мой взгляд, тот момент был для Дженни самым шокирующим. Когда она поняла, что он собрался с ней сделать.

Из груди Шарлотты вырвался громкий вздох, и она откинулась на подушки дивана, устремив взор на этикетку на горшке с тюльпаном.

Итак, теперь она знает, что чувствует женщина, когда ее насилуют? И что теперь? Ей станет лучше?

Двигаться дальше нужно было осторожно. Будучи осведомленным о первом сексуальном опыте Шарлотты, я чувствовал, что обязан соблюдать ее тайну. В свое время я предложил ей рассказать обо всем мужу. Это был единственный способ разорвать узы, связывавшие ее с Бобом Салливаном. Если эту связь не разрушить, их брак обречен на гибель. Шарлотта этого не хотела. Но не понимала, что уже встала на пагубный путь.

– Я знаю, это звучит странно, но Дженни действительно станет легче. Вскоре она сможет связать в одно целое свои эмоции и память. И даже если мы больше ничего не обнаружим, сегодняшнего воспоминания будет достаточно.

Том не обращал на мои слова никакого внимания. Я видел, что он зациклился на той толстовке и понимал, что, вернувшись домой, он обязательно спросит о ней дочь.

– Том, – сказал я, чтобы привлечь его внимание, – мы должны быть в одной упряжке. Все до единого.

Не знаю. Для меня все это звучит абракадаброй шамана из племени вуду. Вы дали Дженни понюхать отбеливатель, и она вспомнила, как ее насиловали. Почему бы ей не показать эту толстовку? Может, ее память воскресит что-нибудь еще? И почему вы говорите, что отбеливатель не обладает суггестивным воздействием? А? Вы же не знали, что он там был. Думали, что она должна помнить запахи из ванной комнаты. Откуда нам знать, где ей довелось вдыхать запах этого отбеливателя?

– С уверенностью я ничего сказать не могу. Но она на клеточном уровне помнила о сильном запахе. За время нашей совместной работы мы перепробовали порядка шестидесяти запахов, но реакцию вызвал только этот. О цветах, одежде или красной птице она ничего не помнит. Если я добавлю подобный факт, Дженни решит, что у меня для этого есть причина, что у нас появился подозреваемый, и это сможет породить ложные воспоминания. Мозг разместит их в ячейке с рассказом о том вечере, не забыв при этом снабдить печатью «Одобрено». Не знаю, как вам еще объяснить.

Тогда предъявите ей шестьдесят рубашек, шестьдесят курток и шестьдесят толстовок. Ведь предположение о том, что тот парень был во что-то одет, не несет в себе никакого риска. И из этого она не сделает никаких выводов. Так?

Том был непреклонен. На его стороне был и Парсонс, который тоже носился с этой толстовкой, дыша мне в затылок. Если бы они только дали мне больше времени поработать с отбеливателем и с тем крохотным воспоминанием. Оно было похоже на маленького, новорожденного цыпленка. Мне всего лишь хотелось окружить его теплом и заботой, а потом посмотреть, что будет дальше. В конце концов я согласился показать Дженни несколько каталогов мужской одежды, от костюмов до футболок. Во время сеанса, ближе к концу недели.