Инна Бачинская - Пепел сердца

Она поставила поднос на тумбочку, метнулась обратно к двери и заперла дверь. Перевела дух. Посмотрела на себя в зеркало и сказала с отвращением:

– Шлюха!

Она стояла перед зеркалом, рассматривая себя так, словно видела впервые. Бледное треугольное лицо, острый подбородок, синие тени под глазами, распухшие губы, синяк на шее… Гримаса ненависти… Она вдруг сбросила с себя синий атласный халат, с остервенением стащила ночную рубашку, бросила на пол и стала топтать…

Она легла и укрылась с головой; из спальни она больше не выходила; ни Насти, ни Геннадия она в тот день не видела…

На следующее утро Ния заставила себя встать с постели, побрела в ванную. Постояла под душем; завернувшись в полотенце, посидела перед зеркалом – сушила феном голову. Она вздрогнула от звука захлопнувшейся входной двери и подскочила к окну. Это был Геннадий. Ния наблюдала, как он прошел по двору, открыл калитку, оглянулся на дом… Сердце ее колотилось, готовое выскочить, она испытывала такую ослепляющую ненависть к этому… этому… Она так и не нашла слово, которое передавало бы ее отношение к Геннадию. Или слов было очень много… Она с силой куснула себя за руку, смотрела, как на руке выступила кровь – аккуратная подковка из капелек крови…

Звонок телефона заставил ее вскрикнуть. Звонил Федор.

– Федя! – закричала она, вытирая руку о полотенце. – Я собиралась тебе звонить!

– Я соскучился, – сказал Федор. – Я страшно хочу тебя видеть. Я приду?

– Федя, давай завтра! Я такая страшная… зеленая, кашляю! Не хочу! Завтра?

– Завтра… – Он замолчал. – Хорошо, если ты считаешь…

– Мне уже лучше! – воскликнула она. – Завтра я буду в норме, честное слово!

– У тебя все в порядке? – спросил он после паузы.

– Да, да, все в порядке… и горло уже почти не болит.

– Они еще с тобой?

– Настя у меня, жених, кажется, ушел. Я их вчера не видела, Федя. Спасибо тебе.

– За что? – удивился Федор.

– За все! За озеро… я тебя не стою, Федя… – Она всхлипнула.

– Ния, что с тобой? – испугался Федор. – Что-нибудь случилось? Ты виделась с Рыдаевым? Он что-то сказал тебе?

– С адвокатом я вижусь постоянно, ничего нового он мне не сказал. Не обращай внимания, Федя, просто настроение накатило. Знаешь, накатит вдруг и начинаешь себя жалеть… ковыряться в прошлом, судить-рядить, где и что пошло наперекосяк. Где был тот перекресток… Это дамское настроение, Федя, мужчинам не понять. Пройдет. А ты как?

– Нормально. Может, вызвать врача?

– Не нужно врача. Сейчас опять напьюсь чаю с малиной… Похоже, зима растаяла? Идет дождь… или мне это только кажется?

– Не кажется, льет как из ведра. Но обещают морозы.

– Я страшно рада, что мы сходили на Магистерское… – невпопад говорит Ния. – Спасибо!

– Ния, что с тобой? Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Просто лежу, думаю, а что же дальше? Какое-то межвременье… настроение как зимний дождь… Жизнь как дождь… беспросветный серый зимний дождь.

– Ния, ты меня пугаешь!

– Я люблю тебя, Федя. Я всегда тебя любила. Прости меня…

– Я тоже тебя люблю. Не за что прощать. Все будет хорошо.

– Обещаешь?

– Обещаю!

Ния отключается, застывает с телефоном в руке. Потом сует его под подушку. Сбрасывает с себя полотенце, тянет со спинки кресла халат. Выходит из спальни. В доме холодно, надо бы подтопить. В гостиной – сумерки, шторы задернуты, сквозь них чуть светлеет длинное окно. Дом словно вымер. Настя…

Ния идет в комнату Насти, стучится. Не получив ответа, заходит. Настя еще лежит. Ния усаживается на край постели, отбрасывает одеяло с лица Насти.

– Ты жива, подруга? – говорит нарочито бодрым голосом. – Я пришла к тебе с приветом рассказать, что солнце встало! Ты спишь?

– Не сплю, – отзывается Настя хрипло. – Я не могу спать. Мне все время кажется, кто-то ходит…

– Это капли лупят в подоконник. Дождь, представляешь? Чертова зима.

– И паркет трещит… и шаги.

– Ага, шаги! Это мое привидение. Разве я не говорила? Здесь в подвале живет привидение, маленькое такое, как гномик. Не бойся, оно не кусается. Вставай, подруга, я голодная как волк! Сейчас примем по рюмочке… Кажется, я простыла. Хочешь «Амаретто»? А я коньячку. Будем лечиться. Подъем! А где жених?

– Я не хочу. Не знаю… ушел…

– Навсегда? – не удержалась Ния.

Настя не ответила.

– Ну-ка! Через не хочу, – скомандовала Ния. – Давай в душ! А я накрою на стол. В темпе!

Она стаскивает с Насти одеяло, тянет за руку. Настя нехотя поднимается…

«Похоже, навсегда. Неужели?» – думает Ния. «Неужели свалил? Не может быть», – думает она через минуту, ощутив острый укол безнадежности и страха. «Он теперь никогда не свалит!»

…Они сидят за столом в гостиной. Ния достала парадную посуду, хрусталь и серебро. Ритмично вспыхивает елка. Настя бледна, нечесана, по ее лицу пробегают разноцветные блики елочных фонариков, она напоминает гротескную карнавальную маску – трагедии. Ния наливает полный фужер ликера, сует Насте, приказывает:

– Пей!

Она смотрит, как Настя пьет мелкими глотками…

Ния залпом выпивает полстакана коньяка. Накладывает на тарелку мясо, сыр, маслины. Намазывает на хлеб паштет, достает из коробочки шпроты; тянет к себе пучок кинзы. Ест неторопливо, сосредоточенно, глядя на окно, закрытое шторой. На лице ее, как и на лице Насти, вспыхивают разноцветные блики, отчего в облике ее проявляется что-то гротескное, притворно-лукавое и в то же время мрачное… зловещее. Настя сидит неподвижно, уставившись в стол.

– Он меня бросил… – говорит Настя безжизненным голосом. – Он ушел…

– Может, еще вернется. Ешь!

– Не вернется, он сказал… все! Он ударил меня… – Она поднимает рукав свитера и показывает синяки.

Ния невольно хватается за ворот халата – вспоминает синяк на шее…

– Ешь! – повторяет она. – Что уж теперь! Жизнь продолжается. Он бы все равно на тебе не женился.

– Это ты виновата! – с ненавистью говорит Настя, поднимая глаза на Нию. – Если бы не ты!

– Если бы не я, если бы не ты! Хорошо, я виновата, что дальше?

– У тебя есть Федор, а ты с Геной! Думаешь, я не знаю! Я стояла под дверью, я все слышала! Как вы там… ты… грязная и подлая! Всегда была!

– Да какое тебе дело! – кричит Ния. – Дура! Под дверью она стояла! Ты всегда будешь стоять под дверью, планида у тебя такая! Он об тебя ноги вытирал, а ты тут распустила… сопли! «Как вы там»… – повторяет с издевкой. – Не знаю! Затмение нашло! Так что, вешаться теперь? Я себя ненавижу, понимаешь? Локти кусаю! Ну такая я есть! Грязная и подлая. Тебе легче? Ешь!

Настя начинает жевать; по лицу ее катятся слезы. Ния снова наливает ей ликер, себе коньяк. Поднимает рюмку:

– Давай!

Они выпивают. Ния с аппетитом ест.