Инна Бачинская - Пепел сердца

Она схватила его за руку, потребовала шампанского, стала каяться и бить себя в грудь, объяснять… Зачем? Чувствовала, что переигрывает, и он это чувствовал, но неслась дальше, словно поспорила с собой, что заведет его, втянет в разборки, а может, и обвинит, что недостаточно любил, недостаточно уделял внимания… в духе сериальных героинь, усвоивших, что лучшая защита – нападение. В итоге: это ты виноват, что мы не вместе! Причем чувствовала подсознательно, что с Федором эти номера не проходят… но вот поди ж ты! Вредный азарт взыграл – кто кого!

Ния доставала из буфета «гостевую» посуду – японский тонкий фарфор, раскладывала мясо, рыбу, салаты. Слава Тюрин с манерами лорда оказывал ей знаки внимания, даже Володя заметил, хохотнул, сказал, ты его, мать, придави, сговорчивее будет. Тюрин – архитектор, у него раскрученный строительный бизнес. Володя предлагает расширяться, он всегда играл рисково, Тюрин не решается, он осторожен и рисковать не намерен.

Он же с тебя глаз не сводит, говорит Володя, не теряйся, мать! Раньше ей нравились его скабрезные шуточки, это, с ее точки зрения, было атрибутом крутого мужика; потом стали претить. Он хвастался молодой женой, как породистой кобылой, новым навороченным «Лексусом» или коллекционным коньяком, купленным за восемь тысяч зеленых. А она, разодетая, как кукла, довольно улыбалась. Хоть спать не заставлял с партнерами-австрияками, с него бы сталось.

Эко тебя, мать, занесло! Володя не злодей, а нормальный бизнесмен, жесткий, умеющий принимать жесткие решения. Мужик. Толстокожий, как все сильные и жесткие. Ничего подобного он никогда бы не потребовал – ревнив страшно. Особенно в последнее время, особенно по пьяни. В ресторане полез драться с каким-то типом, который пялился на нее. Она сидела, опустив глаза от неловкости…

Ния вздохнула и подумала, что Федор один… почему? Неужели из-за нее? Вряд ли. Пятнадцати лет более чем достаточно, чтобы все затянулось, а женщин всегда было больше, чем мужчин. Тем более Федор… так и летят, и всегда летели. Она представила себе, что ее муж не Володя, а Федор, и живут они в спальном районе, и считают каждую копейку – какая там зарплата у преподавателей вуза! Вот и пришлось бы… экономить. Она покраснела, ей стало стыдно… она вспомнила серьезное лицо Федора… Дура! Никак не повзрослеешь! Разве все измеряется деньгами? Когда они есть, то не все, сказала она себе. А когда их нет, то… наверное, все.

Она достала из кармана джинсов визитную карточку Федора. «Доцент, преподаватель философии…» Доцент – это почти профессор, Федор всегда был с головой. Через пару лет профессор… наверняка пишет докторскую… Доктор философских наук, постиг смысл жизни, так сказать. Надо будет спросить, в чем же все-таки смысл жизни… а он ответит, что одного на всех нет, это индивидуально и зависит от вкусов, возраста и даже характера. Одному все трын-трава, счастлив, денег на хлеб хватает – и счастлив, а другому… что там говорится в народе про мелкий жемчуг? А другому вечно жемчуг мелок. Вот тебе и смысл. А он философ, философы довольствуются малым, древние философы жили в бочках и были счастливы. Вернее, не счастливы, а самодостаточны, что есть высшая точка гармонии бытия.

А в чем, интересно, смысл ее жизни? Ния задумалась. Раньше в развлечениях… Господи, да кто думает о смысле жизни, когда все хорошо! Почти год они жили в Нью-Йорке… вот где сплошной праздник! Театрики на Бродвее, магазины – любимые «Сакс» и «Блумингдейл», «Лорд и Тейлор» тоже ничего; шмотки, косметика… сколько деньжищ угрохано! Ювелирные дома «Булгари», «Тиффани»… Гости, поездки, Атлантик-сити, занюханный городишко на берегу океана, сто двадцать миль от Нью-Йорка, с шикарными сверкающими казино. Володя пристрастился к игре, они выезжали шумной компанией в ночь, ужинали в «Тадж-Махале», а потом всю ночь «водили козу» по остальным заведениям. Обилие огней, музыка, вечный праздник! «Цезарь», «Сэндз», «Бейлис»… Громадные залы с «однорукими бандитами», рулетка, игорные столики, бары, море света. И хорошенькие барышни в юбочках, едва прикрывающих попки, с подносами – шампанское, виски, соки. Володя проигрывал, его новый знакомый и будущий партнер, в прошлом наш, с Брайтон-Бич, выигрывал. Говорят, есть люди, которые притягивают деньги, – этот был из таких. Скользкий, уклончивый, ни да ни нет – оказался аферистом и жуликом, нагрел Володю на полтора миллиона зеленых и исчез. Телефоны не отвечали, дом стоял заколоченный, настоящий хозяин сказал, что жильцы съехали. Куда – неизвестно. Это были страшные дни, Володя бушевал, пил, порывался бежать искать, ревел, изрыгая проклятья, и снова пил…

А потом пошло-поехало и закончилось все возвращением к истокам. Слава богу, на приличный дом хватило…

Ния вздохнула. Вот и пойми теперь, что такое смысл жизни – смысл отдельных событий или в общем. Ежели в общем, то получается вроде подведения итогов, значит, финал. Путаное это дело. Надо все-таки спросить Федора при встрече… А будет ли еще встреча?

Кто сказал, что Федор заинтересовался ею? Скорее, был удивлен, и особой радости в нем она не заметила. Он смотрел на нее как на чужого случайного человека… не простил? И шампанское не стал пить, только пригубил. А она вывернулась наизнанку, устроила театр… одного актера. Одной актрисы. Он же все понял! А что он понял? Что ей паршиво, что она тонет и пытается нащупать, от чего оттолкнуться, чтобы не потонуть окончательно? Так она и не скрывает.

Простил не простил… что за дамские вопросы!

Ния сунула визитку в карман, тут же вытащила, вспомнив, что у Володи появилась плохая привычка шарить по ее сумочкам и карманам. Ревнует, дурак. Подумала, окинула кухню взглядом, оглянулась на дверь и сунула карточку под буфет – пока пусть там, а потом перепрячем.

Она перетирала бокалы и серебро и думала о Федоре…

…Они появились ровно в семь. Слава Тюрин никогда не опаздывает. Один раз он пришел один, так как Лина никак не могла выбрать платье. Она приехала спустя полчаса на такси, красная, злая, и с порога сказала мужу, что он придурок, а потом целый вечер с ним не разговаривала. А Ние заявила на кухне, что завидует ей, и вообще, муж должен быть старше жены, конечно, не на двадцать пять, как у них с Володей, это уж слишком, а лет на шесть-семь. Ния держала в руке вилку и с трудом удержалась, чтобы не воткнуть ее в Лину. Когда Лина открывала рот, Ния холодела от предчувствия, что эта дура ляпнет сейчас очередную глупость. Самое неприятное, Лина не была дурой, и Ния подозревала, что те глупости, которые она несла, были точно направленными ударами – завуалированными под глупость оскорблениями и хамством. Они не показались друг дружке с самого начала. Ния помнит, как Лина окинула ее оценивающим взглядом, задержалась на безумно дорогом темно-синем шелковом костюме и сказала: «Ты, как я понимаю, не тряпичница, мне самой по фигу дорогие шмотки, я люблю, чтобы удобно и недорого!» Недорого?! Ния раздула ноздри, но так и не решила, то ли Лина действительно не поняла, то ли сказала гадость. И ведь не придерешься!