Татьяна Коган - Персональный апокалипсис

– Какого рода услугу?

– О, ничего запредельного, – Хоук задумался, пытаясь правильно сформулировать мысль. – Вы поучаствуете в закрытом театральном представлении.

Повисла тишина. Двое сидевших на противоположных концах стола мужчин прожигали друг друга взглядами. Один – с враждебным отчаянием, второй – с осторожным любопытством.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – наконец произнес Томас. Этот разговор по непонятной причине тревожил его, вызывая противоречивые эмоции.

– Вы побудете в роли статиста. Наш актер убьет вас – понарошку, разумеется. От вас потребуется лишь достоверно изобразить смерть – зрители должны поверить, что вы умерли на самом деле, – беззаботно проговорил Хоук.

Томас понял, что его так раздражало в этом человеке – его покровительственный тон, который тот пытался выдать за благожелательность.

– Послушайте, я не знаю, за кого вы меня принимаете и что там у вас на уме, но кто в здравом уме поверит в эту муть? – Его голос звенел от злости. – Любой начинающий актеришка обойдется в сотню раз дешевле.

Хоук не питал иллюзий, что узник сиюминутно проглотит наживку. Томас Крайтон был кем угодно, но не глупцом. Потребуется некоторое время, чтобы его убедить. При подборе объектов у них иногда случались редкие сбои – такие как с Крайтоном, занесенным в список из-за небрежности сотрудника – но в конечном итоге клиента всегда удавалось убедить, подсунуть другую кандидатуру. Однако проклятый русский заартачился, подавайте ему только Томаса Крайтона, и никого другого. Долбаные русские всегда и всем усложняют жизнь, хотя и платят по двойному тарифу.

«Ладно, – мысленно одернул себя Хоук. – Желание клиента – закон, тем более такого платежеспособного клиента. Хочет Крайтона – будет ему Крайтон».

Он шумно вздохнул и поднялся, давая понять, что беседа окончена:

– Я понимаю ваше недоверие. Предложение и правда звучит… неправдоподобно привлекательным. Согласитесь, деньги неплохие и могут заметно скрасить ваше длительное тюремное заточение, если на воле вам порадовать некого и вы решите оставить всю сумму себе. Я дам время подумать и вскоре снова вас навещу.

Тем вечером, впервые с момента ареста, Томас засыпал без ставшего уже привычным чувства безысходности. Завтра его вывезут за пределы тюрьмы, и он попытается что-нибудь предпринять. Способ обязательно найдется. Он убьет, если надо, терять ему нечего – но сбежит и отыщет ублюдка Джонни. Из-под земли достанет и вытрясет свою долю. А если завтрашний побег не удастся, Томас согласится на предложение Хоука – не ради денег – тридцать тысяч Тину не спасут, – а ради дополнительной возможности. Сбежать из-под непрофессионального конвоя будет даже легче. Особенно если ты готов на все. Абсолютно на все, чтобы спасти своего ребенка.

Лиля налила из турки кофе в маленькие кружки и подала Софочке, пришедшей навестить ее домой после выписки из клиники, и продолжила сетования:

– В общем, подружка, чувствительности у меня вокруг сосков никакой теперь. Доктор, правда, сказал, что она может вернуться через месяц-другой, но это не на сто процентов.

– Разве ты перед операцией не узнавала информацию о последствиях?

– Узнавала, но моего решения это не изменило. Чтобы получить ништяки, необходимо чем-то жертвовать. Зато Эдик доволен, как слон. Мы вчера ездили в автосалон, выбирали мне новую красотку. Когда ты увидишь мою новую тачку, обзавидуешься. – Лиля отлично знала, что Софья не обзавидуется – к машинам подруга проявляла немыслимое равнодушие и даже не хотела учиться вождению, что отдавало совсем уж дурным тоном, но кому еще было похвастаться? Из дома Лиля сейчас выходила нечасто, исполняя предписания врачей.

Софочка слушала подругу и не могла понять, что же на самом деле творится в ее душе. Действительно ли она довольна и счастлива или старательно скрывает переживания – не только перед приятельницей, но и перед самой собой? Видимо, вид у Софьи был неприкрыто сочувствующий, отчего Лиля разозлилась:

– Не смей меня жалеть! У меня все шикарно, поняла? Да, мне нравилась моя натуральная грудь, но дивидендов почти не приносила. Так что избавь меня, пожалуйста, от этой кислой мины и не порти мне настроение, хорошо?

– Хорошо, – согласилась Софа. – Извини.

Они помолчали, делая вид, что поглощены изучением содержимого кружек.

– Расскажи лучше, что у тебя? – примирительно спросила Лиля, вытянув из вазочки печенье и откусив уголок. – Ты в последнее время какая-то странная, а у меня даже не было возможности обо всем расспросить. Как твой Гивусик поживает?

– Нормально, – без энтузиазма отозвалась Софочка. – Что ему сделается? Через час подъедет сюда, заберет.

Лиля подозрительно сузила глаза:

– Нормально, говоришь? А почему у меня устойчивое ощущение, что ты чего-то недоговариваешь?

Софья вскинула брови, но ее притворное удивление подругу не обмануло. Лиля вернула в вазочку надкусанное печенье и поднялась. Достала из холодильника ликер, прихватила рюмочки и уселась обратно, водрузив бутылку на стол.

– Сейчас мы немножечко выпьем, и ты мне во всем признаешься.

Софочка для виду поколебалась и поведала и о знакомстве с Немовым, и о дизайнерском проекте, и о том, что всерьез подумывает о расставании с Гивой.

Закончив рассказывать, удивилась возникшей ясности в голове. Обрывки мыслей, которые она упорно гнала прочь, сформировались в одну предельно четкую, бескомпромиссную. Эта мысль и пугала, и притягивала. Софья страшилась произнести ее вслух, понимая, что тогда больше не сможет игнорировать.

– Так ты влюбилась? – Лилины зрачки расширились в неподдельном изумлении.

– Да. Я влюбилась, – медленно сказала Софья, словно пробуя фразу на вкус.

– А он в тебя – нет?

– А он в меня – нет.

– Не понимаю, – Лиля мотнула головой и налила себе новую порцию ликера. – Я не понимаю.

– Я тоже. – Новое чувство пугало Софочку до чертиков и вместе с тем дарило небывалую смелость.

– И что теперь?

– А теперь я буду учиться с этим жить.

Лиля эмоционально всплеснула руками:

– А зачем? Зачем учиться с этим жить? Мне, например, мужик нужен, чтобы радовал и любил, а не чтобы расстраивал. Расстраивает меня все и без мужика. А этот твой хмырь… Я вообще не понимаю, как он мог остаться к тебе равнодушным!

– Я же не золотой слиток, чтобы всем нравиться. Я на Андрея не обижаюсь. По крайней мере, стараюсь.

– Ага, никаких обид, никаких претензий. Просто пусть сдохнет, и все.

Они рассмеялись.

– Ладно, сходи с ума, если хочется, только пообещай мне кое-что, – отдышавшись, попросила Лиля. – Обещай не посылать Гиву, пока окончательно во всем не разберешься.