Франк Тилье - Пандемия

Он то закрывал, то открывал глаза, но черный дьявол все равно был здесь, перед ним.

Он широко разевал пасть, чтобы сожрать его.

Александру Жакобу казалось, что прошедший день был худшим в его жизни.

Глубокой ночью он сидел в своем кабинете, один, за закрытой дверью. Он был сильным и умел держать удар. Но на этот раз агрессивный неоновый свет действовал ему на нервы. Он не мог больше его выносить. Кошмар наяву, вот что он переживал уже который день подряд. Самый катастрофический из возможных сценариев был запущен, и если через несколько часов последние результаты спектрального анализа подтвердят то, что уже вырисовывалось как очевидность, значит…

Это было немыслимо, и даже в его картезианском уме, привычном к санитарным тревогам, не укладывалось, что может произойти. Десятки лет угрозы биотерроризма были вполне реальны, но никогда не достигали такого размаха. Речь шла о сотнях тысяч жизней, возможно, о миллионах.

Взгляд его блуждающих, погасших глаз упал на письмо, пришедшее на электронную почту. Оно было из криминальной полиции и имело заголовок: «Дело гриппа птиц: профиль двух главных подозреваемых». За ним стоял красный восклицательный знак и пометка «срочно». В ту же минуту Жакоб получил СМС-сообщение, приглашающее прочесть электронную почту. На часах было 1:25.

Жакоб ознакомился с посланием, в котором его просили связаться по адресу, сообщенному Ламордье, с защищенным сервером криминальной полиции, куда уже были выложены фотографии подпольной лаборатории. Что он и сделал.

Он получил доступ к различным документам, в том числе составленным Жаком Леваллуа и Франком Шарко, суровым полицейским, явно видавшим виды, которого он уже несколько раз встречал. В тишине своего кабинета, заваленного бумагами последних дней, несмотря на физическую и моральную усталость, он сосредоточился на записках Леваллуа и Шарко.

И тут вариации света, попадавшие на его сетчатку и через зрительный нерв в кору головного мозга, пробудили в ней другие зоны, связанные с памятью, эмоциями и анализом. В его голове сигналы, вызванные чтением второго файла – касающегося Человека в черном, – включились один за другим, точно огни, встречающие вернувшийся в порт корабль.

Александр Жакоб провел рукой по лбу, когда кора головного мозга сгенерировала картину, точнее – портрет, буквально взорвавшийся зримый образ.

Он несколько раз перечитал отчет, чтобы убедиться, что не заблуждается. Негры, Африка, отравления, идеи отбора, чистки, евгеники… Полицейские искали монстра, который много путешествовал, гения Зла, человека, без малейшего зазрения совести убивавшего, совращавшего, уничтожавшего.

Это мог быть он.

Руководитель Группы микробиологического реагирования несколько секунд взвешивал данные, потом дрожащей рукой взялся за телефон.

Через полчаса Жакоб встретил Николя Белланже и Клода Ламордье в проходной Института Пастера:

– Идемте.

Он уже удалялся по паркингу, где осталось лишь несколько машин. Ночью здания Института Пастера выглядели зловеще, и Николя снова содрогнулся, подумав о микроскопических монстрах, закрытых в этих стенах. Их хватило бы, чтобы уничтожить человечество. Луна то появлялась в небе, то пропадала, затянутая облаками, которые, казалось, летели в одном направлении.

Подошел Ламордье:

– Каков ваш процент уверенности в личности Человека в черном?

– Никогда нельзя быть уверенным до конца. Но если надо назвать цифру, я сказал бы, девяносто процентов.

Николя сжал кулаки. Девять шансов из десяти – это было очень много.

– Есть новости о бактерии из подпольной лаборатории?

– Я предпочитаю дождаться результатов, которые будут рано утром, прежде чем сообщать вам что бы то ни было.

– Вы можете сказать нам хоть что-нибудь?

Жакоб открыл главную дверь большого здания и пропустил их вперед.

– Ничего хорошего.

Они шли молча. У Николя стоял ком в горле, желудок скрутило узлом. Возможность распространения чумы среди населения и смерть Камиль лишали его всякого удовлетворения, которое он мог бы ощутить в этот момент расследования, когда лассо могло затянуться на шее виновного. Действительно ли руководитель ГМР опознал Человека в черном? И молодой капитан полиции через несколько минут узнает, кто тот монстр, что разбил его жизнь?

В кабинете Жакоб пригласил полицейских сесть, уселся напротив и повернул к ним экран своего компьютера. Появилось лицо. Николя с редким вниманием всмотрелся в черты, ничего ему не говорившие. У человека лет сорока на снимке были абсолютно черные глаза, настоящие колодцы, казалось поглощавшие свет. Черная бородка, подстриженная каре, как у легионеров, что маршируют по Елисейским Полям 14 Июля. Две глубокие горизонтальные морщины на лбу, похожие на зарубки от ножа. У Николя по спине побежали мурашки. Встретила ли Камиль перед смертью этот безумный взгляд? Было ли это дьявольское лицо последним, что она видела?

– Кто это?

– Джош Рональд Саваж. Родился в тысяча девятьсот пятидесятом году в Претории, блестящий военный врач, специализировавшийся в кардиологии. О его молодости мало что известно. Отец – африканер французского происхождения, мать – южноафриканка. Саваж занял высокую должность в программе биологических и химических исследований ЮжноАфриканской Республики в конце семидесятых годов. Этот человек подозревается в ужасных экспериментах, массовых убийствах и отравлении чернокожих.

Семидесятые годы, Южная Африка, апартеид, биологическое оружие… Николя едва мог усидеть на стуле. Неужели их страшные поиски наконец дадут результат? Жакоб продолжал свои объяснения:

– Надо знать, что в ту пору все крупные страны продвигали свои программы создания биологического оружия. В Южной Африке она была основана изначально для борьбы с гражданскими войнами, грозившими привести к краху страны. Спецслужбы собрали лучших ученых и врачей для разработки самого смертоносного оружия. Эти ученые проявили недюжинную изобретательность, когда речь зашла об истреблении мятежных чернокожих народов: отравление водоемов холерой, одежда, пропитанная смертоносными бактериями, которую раздавали бойцам. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году угольная бацилла, пресловутая сибирская язва, выкосила триста тысяч животных в сельских районах Родезии, и партизанское движение задохнулось в тисках голода. Южноафриканское государство отрицает свою причастность, говорят о естественных причинах, ибо угольная бацилла содержится в чистом виде в некоторых почвах. Как доказать причастность страны? Невозможно. Но гнусности не ограничивались экспериментами на природе. Говорят, что близ Маунт-Дарвина существовал засекреченный центр заключения, где подопытным кроликам вводили смертоносные бактерии.