Николай Зорин - Формула влияния

Дверь одной из квартир на третьем этаже была приоткрыта, и оттуда пробивался слабый свет . Да, вот оно! Полина прикрыла глаза, сосредотачиваясь на ощущениях Анны, и легко вступила в этот поток. «Я» и «Она» сегодня без всяких усилий соединились.

Дверь одной из квартир на третьем этаже была приоткрыта, и оттуда пробивался слабый свет. Я подумала, что, если Наблюдатель хоть немного, хоть отчасти человек телесный, спрятаться он может только там. Но его в этой квартире не оказалось.

Не оказалось его нигде. Я обошла весь дом, освещая себе путь фонариком на телефоне. Вспомнила, правда, о нем не сразу и довольно долго сначала блуждала в темноте, рискуя сломать шею. Дом был пуст, давно необитаем и жуток. Наблюдателя в нем не было. Да и заходил ли он сюда вообще? Может, Федор прав и его не существует, он — лишь моя нездоровая фантазия? От этой мысли мне стало страшно, представилось, что и дома этого на самом деле нет, он существует только в моем больном воображении. Что-то произошло со мной, когда я смотрела ролики с диска — Троянская программа безумия толпы проникла в мой мозг. Мною овладел такой ужас, что я еле сдержалась, чтобы не закричать. Опрометью бросилась по лестнице вниз, вылетела из подъезда.

На улице мне стало немного лучше, но ненадолго. Темные дома, как монстры из фильма ужасов, обступали меня со всех сторон. Ни одного фонаря не горело на этой необитаемой, созданной, вероятно, больным моим мозгом, улице. Я бежала, не зная куда, сжимая в руках пакеты с продуктами, умоляя не Бога, а почему-то Федора, спасти меня, вывести отсюда.

Но вот наконец впереди забрезжил свет — я вышла в знакомую часть города.

Моя машина, родная, такая прекрасная в своей вещественной осязаемости, спокойно дожидалась меня у торгового центра. Забросив на заднее сиденье пакеты, я рванула с места и уже минут через десять входила в свою квартиру.

Позвонила Федору, поболтала с ним немного, пожелала спокойной ночи — на самом деле я просто хотела поблагодарить его за спасение.

Всю ночь шел дождь, и была жуткая гроза. Уснуть мне удалось только под утро. Спала я часа три, не больше, но проснулась бодрой и абсолютно здоровой. Кошмары остались во вчерашнем дне.

Утро было чудесным, необыкновенно солнечным, чисто умытым. Наскоро позавтракав, я собралась и поехала на дачу к маме с Машкой. Наша дача была довольно далеко от города — в двух часах езды — но зато располагалась в экологически чистом месте. Поблизости ни одного завода, ни одной вредоносной фабрики. Лес, речка, все прелести загородной жизни.

Мама с Машкой вышли встречать меня к мосту. Машка за эту неделю очень загорела, стала черной, как чертенок. На ней был весьма экстравагантный наряд: трусики, кепка и резиновые сапоги. Мама в одежде придерживалась имиджа истинной дачницы: ходила в широкополой соломенной шляпе и сарафане «деревенского» покроя.

— У Белки с Барбосом родились щенята, а у тети-Любиной Мани скоро козлята будут, — затараторила Машка, запрыгивая в машину. — А еще мы собирали клубнику и кормили курочек у тети Наташи, — снова начала выдавать новости недели Машка, как только устроилась.

Едва я поставила машину, Машка потащила меня смотреть на щенков дачной беспризорной пары. Собачье семейство проживало под навесом, сделанным для сушки сена.

— Вот, смотри, какие миленькие! — Машка, смешно изогнувшись, локтем (помня о строгом запрете показывать пальцем) ткнула в сторону семьи. Щенки спали на сене, сгрудившись вокруг жутко огрудастившейся Белки. Пузатые, довольно уродливые (родители их тоже красотой не отличались), неимоверно блохастые, умилять они могли разве что мою шестилетнюю дочь.

— Да, — согласилась я, покривив душой, — миленькие.

— Давай возьмем одного домой, в город, когда они немного подрастут, — предложила Машка. — А лучше двух, чтобы им не было скучно.

Я поняла, что стала жертвой собственного лицемерия, и не знала, как выпутаться из этой ситуации. К счастью, подошла мама и спасла положение.

— Нет, что ты, Машенька, они будут скучать по своим маме и папе, братикам и сестричкам, нельзя их разлучать. — И, не дав Маше осознать крушение надежд, быстро прибавила: — Мама привезла шикарный торт, пойдемте пить чай.

После чая Маша, собрав с тарелок крошки от торта, унеслась к соседке кормить курочек.

— А сначала она их боялась, близко подходить не хотела, — сказала мама, когда дочка ушла. — Деревенская жизнь идет ребенку на пользу. Во всех отношениях.

— Да, — согласилась я, рассеянно посмотрев на маму: вчерашний ужас, когда я бродила в темноте по заброшенному дому, вернулся. Мне представилось, что там очень скоро произойдет что-то страшное. — Она здорово загорела.

— Загорела, но я имела в виду не это, — тоном, каким разговаривала со мной в детстве, когда за что-то сердилась, сказала мама. — Ты выглядишь больной и измученной. Взяла бы хоть на недельку отпуск, пожила бы немного с нами.

— Не могу, мамочка, сейчас никак не получится, честное слово. Я бы с радостью.

— Неужели ты и в среду не приедешь?

— В среду? — не поняла я. — А что будет в среду?

— Твое двадцатисемилетие! — рассердилась мама. — Неужели ты забыла о собственном дне рождения? Ну нельзя же так, Анюта.

Я действительно об этом забыла, но признаваться маме не стала.

— Нет, я помню, конечно. Но в среду приехать никак не смогу. Приеду в субботу, как обычно, тогда и отпразднуем.

Вернулась Маша, сообщила, что земля «вся, вся уже высохла» и можно идти на речку.

…Выходные прошли быстро. Я растворилась в дачной жизни, прониклась простыми деревенскими заботами и радостями, и только когда пришло время уезжать, тревога и страх снова охватили меня. Видимо, эти ощущения передались маме с Машей. Машка заплакала, вцепилась в меня и ни за что не хотела отпускать. Раньше такого никогда не случалось. Мама смотрела на меня с такой тоской, будто не надеялась больше увидеть.

Я не знала, как их успокоить, как объяснить, что не могу все бросить и жить на даче. Сцена душераздирающего прощания затягивалась. Челка лезла в глаза и дико меня раздражала. И тут я поняла, что хотя бы от одной проблемы могу избавиться. Захлопнув дверцу машины, я быстро прошла в дом, взяла с полки ножницы и, даже не посмотрев в зеркало, на ощупь, обрезала свою кошмарную челку, вернулась к застывшим от удивления дочке и маме, поцеловала их на прощанье и села в машину.

— Плохая примета, — убитым голосом сказала мама. Но я не стала ее слушать, махнула рукой и уехала.

Дорога заняла почти три часа — на въезде в город образовалась жуткая пробка: народ возвращался с выходных. Я простояла на самом солнцепеке прорву времени, домой приехала распаренная и злая, мечтая лишь об одном: поскорее залезть под прохладный душ, но оказалось, что воду отключили. Всю — и холодную, и горячую. Взвыв от отчаянья, я кое-как умылась из чайника и включила компьютер. Хотела проверить электронную почту и еще раз посмотреть диск. Не знаю почему, у меня вдруг возникла надежда, что вот вставлю я диск, а на нем ничего не окажется, и тогда все мои страхи, тревоги, все мои неясные предчувствия мигом исчезнут. Пока загружался компьютер, я пошла на кухню сварить себе кофе на остатках воды — от этой жары разболелась голова.