Виктор Пронин - Фотография с прицелом (сборник)

– Паша, ты ведь во мне и не сомневаешься. Кстати, знаешь, я ведь и в Ростове не буду лишним.

– Знаю, – негромко обронил Пафнутьев.

– Значит, едем?

– Значит, едем.

– Начальство отпустит?

– Мои проблемы, – сказал Пафнутьев и тяжко вздохнул. – Ну так что, пошли? Как говорится, долг платежом красен.

– Паша! – радостно воскликнул Худолей. – Как тебе удается каждый раз, в любой жизненной закваске находить единственно правильные, нужные в эту вот самую секунду, обнадеживающие слова?! Уму непостижимо!

– Чьему уму? – осведомился Пафнутьев уже от двери.

– Человеческому, – твердо ответил Худолей.

Он остановился посреди кабинета и вскинул голову, как это делают настоящие люди, истинные пассионарии, готовые немедленно, вот прямо сейчас, ценой жизни отстаивать свои убеждения.

– Шаланде будем звонить? – осведомился Павел.

– Как? Неужели он еще ничего не приготовил?! – с горьким разочарованием протянул Худолей.

На следующее утро Пафнутьев подошел к двери своего кабинета и уже приготовился вставить ключ в замок. Вдруг он увидел нечто светлое, висящее на ручке. Да, да, да! Это была белая курточка с металлическими пуговицами.

Пафнутьев аж крякнул от неожиданности.

– Это что же получается, дорогие товарищи? – проговорил он вслух. – Жизнь продолжается несмотря ни на что?

Павел вошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Потом он повесил курточку на дверцу шкафа, уселся за свой стол, подперев щеки кулаками, и уставился на курточку, белеющую перед его глазами.

– Хочу видеть Худолея, – проговорил он после долгого молчания. – Прямо сейчас, немедленно!

Словно подчиняясь его приказу, дверь тихонько приоткрылась, и в щели показалась шкодливая мордочка Худолея.

– Мне позволительно будет войти? – спросил он.

– Еще как позволительно! Слушаю тебя внимательно, – произнес Пафнутьев, когда Худолей уселся перед его глазами и смиренно положил ладони на коленки.

– Не слышу наводящих вопросов.

– Как удалось?..

– Павел Николаевич, когда-то я был молод, трезв, влюблен, хорош собой и часто напевал песенку: «И пусть останется глубокой тайною, что и у нас с тобой была любовь». Хорошие слова, правда?

– Главное, уместные. Слушай, Худолей, результат я приемлю. Он меня вполне устраивает. Только скажи, сраму на мою голову не будет?

– Упаси боже!

– Евдокия Ивановна помогла?

– Она самая.

– Мы хорошо ей задолжали?

– Она просила только об одном.

– Кажется, я знаю, о чем именно она тебя просила.

– Паша, неужели это возможно?!

– Она просила не мешать ей.

– Я обещал, Паша!

– Если обещал, то придется выполнять. А теперь давай сюда свою добычу. Будем искать следы давних преступлений. – Пафнутьев задернул оконные шторы, включил верхний свет, разложил курточку на столе, вооружился лупой в медной окантовке. – Эксперты еще скажут свое слово, – бормотал вполголоса Павел. – Они вооружены получше нашего. У них микроскопы, телескопы, гороскопы, перископы…

– Вы и гороскопам доверяете, Павел Николаевич?

– А как же! Это очень важное подспорье. Если астрологи тысячи лет преспокойно живут и никак не вымирают, значит, что-то в них есть. На что-то они откликаются в смутных своих прогнозах. В гороскопах наших девочек, погибших десять лет назад, наверняка должны быть какие-то совпадения. Не просто же так они умерли в один час, в одну ночь, от рук злодеев, с которыми были знакомы. Девчонки в глаза им смотрели, фотки дарили, а то и целовались с этими волками. Я бы с большим интересом прочитал, сопоставил, сравнил их гороскопы. Мне сразу же стало бы ясно, каковы эти астрологи. Они действительно настоящие мастера своего колдовского дела или дурака валяют, головы людям морочат, – бормотал Пафнутьев, не отрываясь от своей лупы, стараясь добиться наибольшего увеличения.

– Есть у меня один знакомый. Забавный такой мужичок, но слушать его бывает страшновато. Частенько в десятку попадает.

– Тащи его сюда, поговорим. Фотки девочек покажем, их школьные сочинения дадим ему почитать. Портреты одноклассников пусть посмотрит. Глядишь, чья-нибудь физиономия и засветится в потоке его потустороннего сознания. А нам все подмога.

– Заметано, Паша. Притащу. Он охотно идет на контакт.

– Только не сегодня, ладно? Как-нибудь в другой раз. В хорошую погоду. За кружкой пива.

– Говорю же, заметано. Так что пуговицы говорят, почтеннейший Павел Николаевич?

– А знаешь, не молчат пуговицы.

– Попискивают?

– Они не очень разговорчивы, хранят верность хозяину. Это правильно, так и должно быть. Но и не молчат. Такое тоже понятно. Много времени прошло. Артефакты уже подзабыли хозяина.

– А чужая пуговица нашлась? Дала признательные показания? Неужели раскололась?

– Как же ей, голубушке, не расколоться, если все остальные пуговицы железные, а эта пластмассовая. Рисунок на ней выдавлен точно такой же – пропеллер, а суть иная, пластмассовая. А вот в кулачке у Светы была зажата железная пуговица, родная сестричка всех остальных.

– Другими словами, Павел Николаевич, мы идем правильным путем, не так ли? Есть курточка и потерянная пуговица, которая нашлась в мертвом кулачке девушки Светы, убитой десять лет назад. Установлен хозяин этой курточки – некий Игорь Зайцев, доказано его знакомство с жертвой, известно сегодняшнее местонахождение. Я правильно понимаю то положение, которое, красиво говоря, простирается перед нами?

Пафнутьев молча вышел из-за стола, снова повесил курточку на дверцу полураскрытого шкафа, вернулся на свое место, с силой потер ладонями лицо.

– Нет, Худолей, – проговорил он. – Ты рановато празднуешь победу. Да, твои рассуждения имеют вполне достоверный вид, поскольку ты подтянул друг к дружке стыкующиеся подробности. Но вот обнаружится маленькая такая деталька, не учтенная тобой, и картинка рассыплется.

– Какая деталька?! – Худолей вскочил со стула. – Паша! Ты о чем?

– Вот поедем мы с тобой в славный город Ростов, найдем Зайцева, познакомимся. Он нам скажет, что сразу после выпускных экзаменов уехал в Урюпинск, хотел повидаться с друзьями. Всю неделю, когда и произошло убийство, Зайцев находился там. Не менее десяти человек могут это подтвердить.

– А курточка?!

– А в курточке щеголяла половина класса, соседи по двору, по школе, в которой раньше учился Зайцев. Парни ходили в этой его курточке на танцы, фотографировались, с девушками знакомились. Они считали, что такая одежка добавляла им привлекательности. У меня в городе Запорожье есть один знакомый, он когда-то закончил горный институт. А у студентов-горняков была очень красивая форма – черная, с золотыми эполетами, вензелями на рукавах. Но к тому времени, когда мой друг поступил в горный институт, форму отменили. Первокурсники, отправляясь на свидание, одалживали форму у студентов старших курсов – у тех-то она еще была.